— Да, вас слушают.
— Она дома? — Логинов даже забыл поздороваться.
— Дома. Но вы же знаете…
Он бросил трубку, оделся и вышел из дома. Через двадцать минут он уже названивал в ЕЕ дверь.
Когда он увидел Соню, то просто обхватил ее обеими руками, как куклу, приподнял ее над полом и передвинул на пару метров в сторону, расчищая себе путь. (Причем Соня даже не пикнула, а только прикрыла в блаженстве глаза.)
Наталия пила чай на кухне и читала какую-то книгу. Увидев ворвавшегося к ней Логинова, она уронила книгу и застыла на месте, глядя на него и не веря своим глазам.
— Соня, налей и мне чаю, — громоподобный голосом потребовал Логинов и принялся разматывать с шеи шарф. — ты как хочешь, но я отсюда не уйду. Все, я решил. Если хочешь, уходи сама…
Соня, которая с готовностью преданной собаки кинулась выполнять команду любимого хозяина, от счастья покраснела как помидор. Наталия же вдруг поняла, что ждала этого визита, вот такого шумного, неистового и даже нахального долгих полгода. И дождалась.
— Тебе с молоком или лимоном? — спросила она как ни в чем не бивало, стараясь унять дрожь в пальцах, которыми схватила лимон, как будто он мог удержать ее от безрассудства.
Соня, на редкость тактичный и понятливый человек, на весь вечер скрылась в своей комнатке позади кухни. Никто не знал, что она все эти несколько месяцев вязала для Логинова рождественский свитер. Только после того, как она напоила своего кумира чаем, пальчики ее со спицами замелькали вдвое проворнее.
Рассказав друг другу о том, как они скучали в одиночестве, как-то незаметно перешли на общую тему. Логинов рассказал о Караваевых, на что Наталия отреагировала очень странно. Она вскочила с постели, набросив на себя халат и села, серьезная и сосредоточенная.
— А теперь послушай, что Я тебе скажу… — и она рассказал ему о своих видениях. Затем вспомнила об исчезновении Ольги Савельевой, рассказала ему о том, что сообщила ей соседка Марина, Ада и Сара. — Как ты думаешь, рано поднимать шум?
— А ты видела дым и после того, как Сара попросила тебя ПОСМОТРЕТЬ, выживет ли Савельев?
— Да, и до и после… Вот я и подумала, а не связана ли эта автокатастрофа с Ольгой? И как вообще можно увязать братьев Караваевых и эту безупречную женщину?
— Я же тебе не сказал… Дело в том, что и ты видела на снегу четыре трупа, и Ваня Безуглов сказал мне, что в машине нашли четыре тела, три — это Караваевы, а четвертое принадлежит женщине… Я, конечно, не знаю, но вполне вероятно, что это и есть Савельева. Ты говоришь, что у нее муж сейчас находится в реанимации?
— Да, у него, кажется, инфаркт… Ему собираются делать операцию… Я уже поняла тебя, ты думаешь о том, кто бы мог опознать женское тело? Может, это сначала сделать мне? Я несколько часов назад видела Ольгу на фотографиях… не думаю, что в морг сразу же надо вести Аду… Вдруг это не она… Жалко будет женщину… Ну так как? Ты будешь помогать мне? А я тебе? Как раньше? — Ей было удивительно легко и просто общаться с этим большим и красивым мужчиной, которого она, не смотря ни на что, продолжала любить и испытывала восторг от того, что вновь видит его рядом и может обнять.
— Конечно… Если бы ты только знала, как я рад… Ты моя маленькая…
— Логинов, прекращай… Я не маленькая… и вообще, хочу тебя разочаровать: я, наверно, все-таки, уйду из школы… Мне снова все это надоело. И ученики эти сопливые, которые фальшивят и так и норовят сбежать с урока… Это однообразие убивает во мне личность. Ты понял?
— Понял. — Он в порыве страсти и благодушия хотел задать ей пару вопросов, чтобы в этом любовном пылу услышать слова, которые бы успокоили его (например: «Ты все еще помнишь его?»), но понял, что никогда больше не осмелиться вторгнуться в ее внутренний мир. «В конце концов, это ЕЕ мир, и она вольна заселять его кем угодно…» Покоя, конечно же, не было, но и в этом дурмане из полутонов и полу-страсти, полу-любви и полу-слиянии он чувствовал себя гармонично. Очевидно, это и было как раз то, что ему нужно.
Соня не собиралась плакать, но слезы сами закапали на спицы, все стало расплываться, красно-синие петли превратились в разноцветные потеки… Она ревновала Логинова и маялась от бессмысленности своего существования. Она, всю свою жизнь мечтавшая о семье, постепенно превратилась просто в наблюдательницу чужой жизни. В частности, жизни Наталии и Логинова. Она и любила их по-своему, но в то же время не понимала, почему ОНИ имеют права на интересную, насыщенную событиями жизнь, а она — нет.