— Семен Григорьевич, ведь вы все понимаете и видите меня насквозь… Больше того, вы видели нас вместе месяц назад… Я же узнала вас… Мы встретились с вами в гостинице «Москва» нос к носу. Только вы были с…
— Сара, не надо… Я знаю, с кем я был… И знаю, с кем были вы. Вы хотите от меня каких-то гарантий? Их все равно нет. Могу пообещать, что оперировать вашего друга будет сам Ростов. Не вам говорить, что операция стоит денег…
— Деньги у меня есть. С этим все в порядке.
— Но тогда в чем же дело? Возьмите себя, в конце концов, в руки и наберитесь терпения. Я надеюсь, что пройдет хорошо.
Вы хотите мне что-то сказать?
— Да. Понимаете, я просто боюсь, что все это будет напрасно… Случилось несчастье… Я только что узнала, что Ольга Савельева, жена Сергея Петровича, погибла… Как он воспримет ее смерть, я не знаю… А если он умрет?
— Но что вы хотите от меня?
— Чтобы вы помогли мне изолировать его полностью от внешнего мира. После операции. Мы перевезем его ко мне домой, я найму самую лучшую медсестру… У только, когда он совершенно выздоровеет, тогда и скажу ему правду…
— Я понимаю, конечно, вас, но это невозможно. Дома у вас ничего не получится. Кроме того, всегда найдутся люди, которые скажут об этом за вас… И еще, неужели вы думаете, что когда он придет в себя, то не спросит о жене? Все это нереально. Поэтому возвращайтесь домой и постарайтесь жить как раньше. Единственно, что вы можете сделать, это обратиться к хорошему психологу, который подскажет вам, как лучше всего сообщить ему эту страшную новость. Да, кстати, а как это произошло? Что с ней случилось?
— Она разбилась в автокатастрофе. Сегодня ночью.
Пока дети в кабинете звукозаписи слушали соль-минорную симфонию Моцарта, Наталия позвонила домой и спросила у Сони, не приезжал ли на обед Логинов. Оказывается, что приезжал. Все, наконец-то, встало на свои места. Наталия была счастлива.
В учительской было тихо, только за стенкой кто-то вымучивал этюд Черни, тоскливый и муторный, выворачивающий душу наизнанку. Наталия подошла уже к двери, как зазвонил телефон. Она взяла трубку и услышала взволнованный голос Сары:
— Это ты, как хорошо, что я тебя застала… Бросай все и немедленно приезжай ко мне…
— Сара, может мне вовсе переехать к тебе на вечное поселение? Я же на работе, у меня дети… Идет урок. Это во-первых, во-вторых, я забыла тебе рассказала самое главное…
— То, что к тебе вернулся Логинов, не самое главное. Это естественно. Я знала, что это рано или поздно случится.
— А в чем дело? Ада опознала тело?
— Ну конечно!
— Сара, но ведь я-то об этом знала раньше всех вас…
Может, ты все же позволишь мне немного пожить своей жизнью…
— Наташа, когда ты успела так очерстветь? Я больше тебе не позвоню. Прощай.
Наталия, тяжело вздохнув, опустила трубку. Она поняла, что Сара обиделась не на шутку. А с Сарой ссориться нельзя. Тем более, что жизнь доказывает: мужчины приходят и уходит, а подруги остаются.
Она вернулась в кабинет звукозаписи. Вместо того, чтобы молча и сосредоточенно слушать божественную музыку австрийского гения, дети ходили на головах. В прямом смысле.
— Знаете что, я бы на вашем месте бросила музыкальную школу, честное слово… — сказала она притихшим ученикам, которые, завидев ее, вернулись на стулья и теперь смотрели на нее испуганными глазами. — Вы поговорите дома со своими родителями, только, чур, уговор: не выдавайте меня, хорошо? Не говорите им, что это я вам сказала. Зачем вам эта музыка, когда на улице столько снега, а внизу под лестницей я увидела столько санок… Короче, я отпускаю вас, выходим по одному… Тсс… Если кому-то в сторону Театральной площади, я могу подвезти…
Дети, эти благодарные и умные существа, посмотрели на нее с такой любовью, что она поняла: они союзники. Они сделали все так, как она и просила: тихонько оделись в коридоре, на цыпочках спустились вниз, расхватали свои санки, но на пороге, глотнув свежего, пахнущего арбузами, морозного воздуха, заорали, завизжали как поросята и высыпали во двор. Конспирации не получилось. Бланш в окне второго этажа показала Наталии, подбегающей к своей машине, маленький сухой кулачок.
Воздух, цветом напоминающий разбавленные фиолетовые чернила, медленно, но верно превращал вечер в ночь. Шел снег.
Наталия медленно и с удовольствием проезжала по сиреневым улицам, освещенным оранжевым блеском ночных фонарей, слушая запись «Волшебной флейты» в джазовой обработке. Это вам не пыльный и душный кабинет звукозаписи и не истертая пластинка с прыгающей головкой. Посадить бы детей сюда, в машину, они бы не визжали, а просто бы обалдели от пространственности звуков, от того многообразия гармонии, которое мог сочинить только гений, каким являлся Моцарт.