— Вот и я говорю…
— Да нет, ты меня не поняла… Это я о своем. Ладно, Сара, разрешаю тебе отрезать еще один кусочек торта. Но это — последний.
Позвонив Сапрыкину, она записала: «Хрусталева Екатерина Андреевна, ул. Садовая, д.38 кв. 90.»
— Сереж, спасибо… Ты настоящий друг… Мы ждем тебя на ужин, не забудь…
Глава 6
НЕЧИСТОТЫ ПОД СНЕГОМ. ПОЛЕВОЙ БИНОКЛЬ. ЛИЦО СО ШРАМАМИ
Когда она открыла глаза, то первое, что увидела, это полосатую желто-оранжевую грязную наволочку. Тошнотворный запах, который не давал возможности глубоко вздохнуть, вызывал рвотные спазмы.
Она повернула голову и увидела себя в большом треснутом зеркале, стоящем на полу возле противоположной стены, лежащей на каком-то сером тюфяке, набитом соломой или, как ей теперь казалось, гвоздями. Убогое жилище, напоминающее внутренность старого маленького автобуса. Захламленная мебель, состоящая из трех колченогих стульев, маленького столика, заставленного бутылками и вскрытыми консервными банками с заломленными крышками с острыми грубыми зазубринами…
«Где я?»
Она попыталась пошевелиться, но поняла, что тело не слушается ее. Особенно сильно болела голова, ноги и живот. Она подняла обессилевшие руки и прикоснулась к своему лицу. Наощупь она определила, что оно, к счастью, пока сохранило прежнюю форму, чего нельзя было сказать о самой голове, проведя по которой она обнаружила островки с запекшимися ранами и шишками.
Она старалась не думать о прошлом. Речь шла о выживании. Главное, это было выбраться отсюда и найти того, кто превратил ее в кусок мяса.
Превозмогая боль, она вылезла из-под теплого, но вонючего ватного одеяла и поняла, что она в какой-то мужской рубахе, доходящей ей до колен. Подойдя к зеркалу, она увидела смертельно бледную худенькую девушку с всклокоченными волосами и голыми ногами. Она задрала рубашку и увидев, что на ней каким-то чудом сохранилось белье; обхватила голову руками, силясь вспомнить лица ее насильников… Нет, не насильников. Это они думали, что станут ее насильниками, но она их перехитрила. Они только и успели, что избить ее… Но вот что с ней было потом, она не помнила. Она не знала, кто привел или принес ее сюда и уложил в эту мерзкую постель. Как ни странно, но в маленькое окно бил солнечный свет. Как летом. Но это был обман. Потому что, подойдя к окну и выглянув на улицу, она поняла, что так светло от солнца, которое купается в ослепительно-белом, сверкающем снегу… Пейзаж испугал ее: она увидела лишь большое белое поле. Значит, ее привезли за город. Но кто? Если это мужчина, то почему он не воспользовался ее беспомощным состоянием и не изнасиловал ее? И вообще, как после всего того, что она пережила, ей удалось избежать насилия?
Отыскав в углу комнаты ведро и поняв его предназначение, она помочилась, но взглянув на белье и увидев небольшое пятно крови, поняла, что сегодня 17 или 18 число. «Теперь буду по месячным определять, сколько прошло месяцев, лет, столетий…» Ей казалось, что теперь она будет бессмертна. Если она вообще жива. «А что, если я уже в аду?»
В умывальнике было немного воды. Она умылась, обломком расчески причесала волосы. На одном из стульев нашла старые мужские джинсы, очень большие… Рваный свитер грязно-розового цвета, мужские ботинки без шнурков, зеленую куртку, подбитую искусственным мехом, нахлобучила на голову вязаную красную шерстяную шапочку с прожженной дырой возле левого уха, и, едва переступая ослабевшими ногами, вышла из комнаты… прямо в снег. Упала. Оглянулась.
Да, жилище представляло собой действительно маленький автобус с высоким крыльцом, с которого она и упала. Гул, который она сначала приняла за шум в голове, оказался звуками работающих мусороуборочных машин. Итак, она была на городской свалке. Снег скрывал нечистоты, поэтому-то она и не сразу сообразила, что это за место… Но машины, делающие свое дело, сказали ей о многом. Кроме того, теперь был известен источник того самого запаха, который, возможно, и привел ее в чувства.
«Ну что ж, пойду в город…»
К Романову Наталия поехала с водкой.
— Это тебе, Василий, чтобы приводить в чувства слабонервных. Здесь еще копченая скумбрия… Это, чтобы твои руки пахли рыбой, а не копчеными женщинами.
— Вот это разговор, я всегда подозревал, что мы найдем с тобой общий язык… Проходи, тебя кто интересует?
Романов, рыжий и худой, теперь олицетворял собой саму смерть. Когда Наталия слышала что-нибудь о мертвых, то всегда представляла теперь только Василия. «Это ассоциации.»