Наталия спрятала кольцо в кармане шубы. Надо бы изолировать эту Марину, у нее «крыша уехала» слишком далеко, не догнать.
Пройти через заслон, именуемый санитаркой с каменным лицом, было довольно просто: в такой стране, как Россия, равно и как в любой другой, деньги — страшная сила.
Главное было — не запутаться в лабиринтах самой больницы. «Почему я не прозрачная?» — думала Наталия, натыкаясь на медсестер и врачей, которые кричали на нее и прогоняли на лестницу, потому что она была обута, во-первых, а во-вторых, без халата, да еще с норковым палантином в руке, поэтому было трудно понять, что их больше раздражало, наличие у дамы норкового палантина или отсутствие белого халата. Но, как бы то ни было, ей все же удалось подняться на третий этаж, где работал терапевт Семен Григорьевич, о котором она и слышала от Сары. Встретившись с ним, она узнала, что Сара здесь, дежурит в палате Савельева, что операция прошла успешно и «теперь нужно только ждать и надеяться». Еще он спросил, кем Савельеву приходится Наталия, на что услышал: «Подруга жены.» «Бедняжка, — покачал головой терапевт, невзрачный лысоватый мужчина в массивных очках, человек, про которого можно сказать: никакой. Из таких состоит толпа. Крайне незапоминающаяся личность. — Не представляю, что с ним будет, когда он узнает о смерти жены…»
Он показал Наталии палату интенсивной терапии, а сам исчез, растворился в белом коридоре, как сам больничный дух.
Сара, увидев входящую в палату Наталию, обрадовалась. Она выглядела так, словно пришла на собственную свадьбу: белое ажурное шерстяное платье, красиво уложенные волосы, сверкающий лак на ногтях, облако пряных духов…
— Ты везде успеваешь… — начала она, но увидев на протянутой ладони подруги кольцо с бриллиантом, замолкла на полуслове. — Откуда это у тебя? Ты что, была ТАМ?
— Нет, — тихим голосом, боясь, что ее услышит находящийся без сознания Сергей Савельев (бледный мужчина с трагическим выражением лица и почти белыми губами), проговорила Наталия. — Просто там, внизу сидит эта идиотка, Марина, выряженная в пальто и шляпу Ольги Савельевой… Притащилась с огромным, набитым наверно продуктами, пакетом и сидит, ждет, когда ее впустят к СВОЕМУ МУЖУ.
— Че-е-го?! К какому еще мужу?
— К Савельеву Сергею Петровичу. Ты что, еще не поняла, что она возомнила себя Ольгой? Влезла к ним в квартиру и живет, наверно, там, изображая из себя Ольгу… Какая мерзость… Я подумала, что если бы ты увидела ее случайно там, в приемной, то у тебя бы тоже что-нибудь случилось с мозгами… Словом, я тебя предупредила… А теперь скажи, как Сергей Петрович?
— Слава Богу, ждем, пока он придет в себя… Операция прошла успешно… Ему заменяли какой-то сосуд ли. клапан, я в этом не разбираюсь и не хочу разбираться принципиально… Для меня сердце всегда будет тайной, вечным двигателем, который останавливается по чистой случайности… Какие еще новости?
Наталия рассказала ей о своем визите к Хрусталевой, Крашенинникову, словом, когда закончила говорить, что поняла, как устала.
— Знаешь, Наташа, мне кажется, что нам стоит поискать того мужика, который написал это гаденькое порнографическое письмо Ольге… Уверена, что это недоразумение…
— А Логинов посоветовал мне поподробнее и понастойчивее расспросить Аду. Не может быть, чтобы она ничего не знала о похождениях своей сестры…
— Да не было у нее никаких похождений! Все это чьи-то грязные планы… Просто их кто-то хотел поссорить… Я думаю, что Сергей прочитал это письмо и, когда Ольга пришла домой с цветами… (ой, мне даже страшно представить, что она испытала!..) он наговорил ей в лицо что-то ужасное, оскорблял, наверно, а потом, не выдержав, ударил ее… Я знаю Ольгу, она достаточно сильная женщина… Она не станет оправдываться, унижаться… Она просто развернется и уйдет… Причем, навсегда… Я тебе не сказала… Когда я убирала эти злополучные гвоздики, то под ними обнаружила не одно пятно крови… Похоже, что он довольно сильно ударил ее… по лицу, и у нее кровь пошла носом…
— Сара, я вот смотрю на него и мне его совсем не жалко… Я презираю мужчин, распускающих руки… И когда он достаточно поправится, я непременно скажу ему об этом… И меня никто не остановит, даже ты.
— Ну хватит, человек еще не пришел в себя, а ты уже готовишь ему обличительную речь… Побойся Богу…