Первое, что она сделала, это набрала полную ванну горячей воды. Легла в нее и, увидев, как вода приобретает грязно-коричневый оттенок, дала волю своим чувствам и разрыдалась.
Марина вошла в палату и, увидев Сару с Наталией, замерла на пороге, продолжая прижимать к груди пакет. В человеке, лежащем на кровати, она узнала Савельева.
Сара же, увидев Марину в одежде Ольги Савельевой, хоть и была предупреждена, все равно почувствовала, как волосы на ее голове зашевелились. Цинизм, рожденный воспаленным мозгом человеческого существа, вызвал раздражение. Она встала и почти вытолкала Марину из палаты:
— Ты зачем сюда пришла? И кто позволил тебе надеть это пальто? — шипела она, продолжая отталкивать от себя Марину, упираясь растопыренными пальцами ей в грудь и делая резкие движения, словно боялась испачкаться об эту слабоумную. — Я сейчас вызову санитаров, и они отвезут тебя в психушку. Как ты оказалась в их квартире, у тебя что, коллекция ключей? Да хоть понимаешь, что тебя элементарно могут посадить в тюрьму за воровство?
— Пустите меня, там лежит мой муж… Он любит меня…
Сара, вздохнув, махнула рукой и вернулась в палату:
— Пойдем, Наташа, мы должны ее отсюда увести, иначе она все испортит…
Они вышли в коридор, Марина по-прежнему стояла, прижимая к груди пакет.
— Я принесла ему поесть… Пустите меня…
Женщины взяли ее под локти и вывели на лестницу.
— Если ты сейчас не вернешься домой, мы вызовем милицию, ты поняла?
Марина опустила голову и стала медленно спускаться по лестнице вниз. В ее голове все спуталось. И если несколько часов назад она ЖИЛА как Ольга Савельева: в ее квартире, пользуясь ее вещами и разговаривая с невидимым Савельевым, то теперь, после того, как она увидела Сергея Петровича в палате, ей показалось, что на самом-то деле она просто Марина, соседка Савельевых. Она даже не могла вспомнить, что находится в пакете, который она так крепко прижимала к себе. Зыбкость ее сознания пугала и настораживала. Эти женщины, укравшие у нее ключи, грозились вызвать милицию. Значит, надо уходить. Возвращаться к себе.
Поэтому, приняв решение, она уже более уверенно вышла из больницы, пересекла больничный двор и направилась на трамвайную остановку: домой!
— Сара, мне пора домой. У нас сегодня ужинает Сапрыкин, я обещала быть дома. Кроме того, на десерт он мне должен принести кое-что интересное… Адрес одного человека…
Они шли от больничных ворот к машине, которая вместо сиреневой стала голубовато-белой от снега.
— Тебя подвезти?
— Нет, что мне делать одной дома? Я уж подожду, когда он придет в себя…
— Сара, я вот что хотел тебя спросить: ты не знаешь, зачем я занимаюсь всеми этими делами? Неужели из любопытства?
— Ты не юли, ведь тебя интересует денежный вопрос? Да, ты права, тебе никто не поручал расследование этих дел. Да и дела-то на первый взгляд неинтересные: муж поколотил жену и перерезал себе вены, да автокатастрофа, в которой погибла женщина, которая накануне поссорилась с мужем. Так?
— Да. Но мне интересно. Ты себе не представляешь, сколько бензина я сожгла, мотаясь по городу в поисках (как сказал Логинов), теней… А дальше-то что?
— Но ведь ты же видела что-то еще? Вот и работай в этом направлении.
— Я все жду, когда ты мне скажешь: Наташа, а ведь началось все с меня, с моего желания узнать, что станет с Савельевым… Почему ты так не говоришь? Тебе уже не интересно?
— Дело в том, что ты уже сама ответила на мой вопрос: ведь ты УВИДЕЛА катастрофу, дым и все такое… Вот я и поняла, что то, что произошло с Ольгой куда важнее… Поэтому…
Хотя постой, я хотела сказать, чтобы ты искала причину, по которой она оказалась в машине Караваевых, но что это даст? Ведь главными виновниками были, несомненно, они. Но их уже нет. Они погибли. Поэтому Савельеву, который узнает о гибели своей жены, и мстить-то будет некому.
— Разве что себе самому…
— Что ты этим хочешь сказать?
— Только то, что сказала. Я, наверно, поеду на полчасика к Аде и попытаюсь расспросить ее про Ольгу… Может, она узнает почерк, которым написано это письмо?
Они простились с Сарой, и Наталия поехала к Аде.
— Проходите, пожалуйста… Я сейчас купаю детей, но уже через минуту освобожусь… Миша, ко мне пришли, посмотри за Илюшей… — Ада, раскрасневшаяся, в махровом халате, выглядела утомленной и грустной. Появившийся в дверях высокий курчавый мужчина в домашних фланелевых брюках и тонком джемпере, увидев Наталию, вежливо поздоровался и скрылся за дверью ванной, откуда доносился детский визг и хохот.