Прежде всего, необходимо было проанализировать события последнего месяца, вспомнить всех своих знакомых, попытаться понять мотивы, заставившие человека так жестоко с ней поступить. Поздними вечерами у себя в гостиничном номере она даже расчертила круг своих знакомых и стрелками отметила все свои последние визиты. Она садилась в кресло, закрывала глаза и вспоминала каждое слово, каждую фразу, отпущенную в ее адрес… Но время шло, а ответа на свой вопрос: «КТО?» — она так и не получила. Оставалось только одно — ждать.
Иногда, когда она появлялась в зале с подносом, куда ей нужно было собирать всю грязную посуду со столов, она заметила знакомое лицо. Молодая женщина в скромном кожаном пальто с меховым воротником. Откуда она ее знает? На всякий случай надвинув на лоб парик, купленный ею еще до того, как она устроилась в кафе, и представляющий собой короткую мальчишескую стрижку из рыжеватых вьющихся волос, Елена убрала со стола посетительницы, лицо которой показалось ей знакомым, и собралась было уже уйти, как вдруг вспомнила, откуда она ее знает, хотела что-то сказать — нейтральное, вежливое, — но тут вдруг произошло нечто, что удивило ее и даже напугало. Посетительница, взглянув в ее глаза вдруг резко вздохнула, как если бы увидела нечто страшное, глаза ее расширились, она вскочила, отчего с ее колен упал пластиковый пакет, сделала резкое движение в сторону выхода, смахнув при этом сумочку на пол, засуетилась, поднимая пакет, а потом как сумасшедшая выбежала из кафе. Поскольку посетителей в этот вечерний час было очень много, никто и не заметил этой странной сцены.
«Она оставила сумочку… Ничего, еще вернется…» Елена подняла сумочку и, оглянувшись, чтобы убедиться в том, что ее никто не видит, поставила ее рядом с тарелками на подносе и, прикрыв тряпкой, которой вытирала со столов (а сумочка была совсем маленькая, похожая на крупную, бесформенную, коричневую и сморщенную блестящую изюмину), унесла ее к себе в мойку. Там быстро перепрятала в свою сумку, висевшую на гвозде рядом с халатами и курткой, по когда выдался перерыв, вышла из кафе с обеими сумками под мышкой и, пройдя пару кварталов, зашла в подъезд девятиэтажки, поднялась на второй этаж и не спеша стала изучать содержимое сумочки.
Сколько ни пыталась все последние дни Наталия что-то УВИДЕТЬ, ничего, кроме снега, вьюги, метели не увидела. Как только садилась за инструмент и начинала играть, так сразу же налетал ветер со снегом… Сложно сказать, насколько он был реален, но после таких вот ее сеансов на крышке рояля оказывалась снежная крупа, которая тая, превращалась в небольшую лужицу воды.
Будучи человеком мнительным, она приписывала эти свои «неудачи» своим грехам. Участившиеся визиты к Жестянщику, к Валентину, который принял ее спустя полгода так, как она и не ожидала, совершенно выбили ее из колеи повседневной жизни. Теперь она просто разрывалась между Логиновым и Валентином, находя особое удовольствие в поисках душевного и физического тепла, которые давали ей эти два совершенно разных мужчины, в эту жестокую зимнюю стужу. Умом она понимала, что так жить нельзя, что рано или поздно, но снова наступит кризис, после которого последует разочарование и, прежде всего, в себе самой. Но тридцатиградусные морозы, из-за которых теперь пустовали школы и которые позволили учителям немного отдохнуть и набраться новых сил, сделали свое дело: Наталия расслабилась. Более того, она почти прекратила заниматься делом, вернее, делами, которые поначалу показались ей такими интересными. Даже имея на руках адрес Демидова Валерия Алексеевича (Сапрыкин постарался), мужа Кати Хрусталевой, так до сих пор и не разысканной в связи с преступлением в отношении своей сестры, она бездействовала. Но это огорчало лишь ее, поскольку Логинов только радовался этой ее пассивности, чувствуя лишь значимость своей работы, ведущейся в этом направлении (хотя тоже очень хило и безрезультатно), Валентин же, философ по натуре, был счастлив тем, что она большую часть дневного времени проводит у него. Он лишь только из-за того, чтобы подольше удержать ее при себе, взял недельный отпуск за свой счет.
Возможно, что так бы оно все и продолжалось, если бы Наталия случайно не оказалась в субботу на блошином рынке. Мужчина с испитым лицом продавал новенький полевой бинокль. За бесценок. За пятьдесят тысяч. И Наталия, не раздумывая, купила: «Пригодиться.» Затем, заехав по пути в строительную фирму «Дрофа», она показала бинокль секретарше, которая признала в нем тот самый, который она покупала для Малышева. Наталия в тот же день заехала с ним к Логинову.