Конечно, сейчас по всему СССР беспорядков не возникнет. Но сколько народу будет обозлено, считая себя пострадавшими без вины, и как они после станут относиться к советской власти? А лет через тридцать кто-нибудь об этих событиях свои «Черные камни» напишет – о борьбе молодежи со сталинской тиранией. И на кой черт тогда «инквизиция» нужна, чему нас в Академии учили? Это Валька просто мыслит: «где тут нанятые американским Госдепом, обнаружить, уничтожить», – а нам надо сделать так, чтобы сама идея, лозунги наших врагов стали тем, о чем приличные люди не говорят, или просто посмешищем. Вот тогда можно и на эшафот конкретных виновных – не героями они пойдут, а отбросами, неудачниками или шутами.
– Если это студенты, – говорит Аня, – заигрались по дури, а нам придется меры принимать, чтобы сохранить для СССР старинный университет и основную здоровую массу учащихся. Кого из паршивых овец придется изъять, явно или тайно (арест с приговором или несчастный случай), а кого достаточно просто опозорить или напугать, это на месте решим.
– Кандидатуры?
– А вы будто не знаете, Пантелеймон Кондратьевич? В Академии на нашем факультете, по списку двух курсов, шестьсот восемнадцать слушателей – развернулись бы больше, так преподавателей не хватает. Уровень подготовки оцениваю, по армейской мерке, от сержанта – это те, кто совсем с минимальным багажом туда пришли, как наши «смолянки», до капитана, командира строевой роты – это те, кто уже жизнью терты: фронтовики, следователи, погранцы, милиция. Через два года им уже можно самостоятельные поручения давать – а пока только на подхвате.
– А те, кто в Молотовске остался? Из твоей бывшей команды «стерв» и к ним примкнувших?
– Они там вполне на своем месте. И лучших уже в Академию вытянули, еще в прошлом году, когда увеличили набор. Так что, товарищ Пономаренко, опыт управленческой работы на высшем уровне только у меня. Приехать, разобраться, посмотреть.
– Про приговор от УПА забыла?
– Так бандерью хвост прижали, и Кук у нас. К тому же приговор вынесли Ольховской, ну а в Львов приедет совсем другое лицо. Если только от нас утечки не будет.
– Тебя в Одессе видели. И на пароходе.
– Так проверить, среди пассажиров «Нахимова» были ли из Львова и Черновиц. И вообще с Западной Украины.
– Сделаем. Еще что потребуется?
– Марь Степановне помочь – а то ведь не справится одна, с детьми. И моими, и Лючии. Есть у меня мысль одна, как легализоваться. Чтоб быть в центре событий, изнутри все видеть, а не взглядом заезжего ревизора. И не заподозрил бы никто. Ну, а товарища Федорова и предупредить можно.
– Надеюсь, Анна Петровна, что в «студентки» вы не пойдете?
– Нет, Пантелеймон Кондратьевич. Во-первых, к экзаменам надо подготовиться и сдать. Во-вторых, у первокурсницы статус низкий – доверия мало. В-третьих, свободы нет – надо на все лекции ходить, домашние задания делать. В-четвертых, по закону подлости можно наткнуться на кого-то из бандер, знакомых еще по Киеву – а как студентке обеспечить охрану? И в-пятых, как студентке незаметно и часто общаться с первым секретарем?
– Молодец, чему-то научилась.
– Значит, нужна команда. Из «своих» или по крайней мере чтоб они в большинстве. Со свободой перемещения, не вызывающей подозрений ни у кого. И вхожая как в окружение первого, так и в студенческую среду. В то же время чтобы и мысли ни у кого не возникло о связи с госбезопасностью. Например, киногруппа, даже не с Московской, а Ялтинской студии (с Довженко нельзя – там у львовских наверняка связи есть, знают, кто есть кто). Приехала снимать про геройскую казацкую старину – тут и массовка нужна, из местных, и отношения совсем не формальные, и доступ на любые объекты, которые сочтет «киногеничными», если местная власть не возражает, а она вполне может таким гостям навстречу пойти. Только, Пантелеймон Кондратьевич, пожалуйста, не надо больше из меня «мерилин» делать!
Кино в этом времени – рассказ особый. На компах и ноутах экипажа «Воронежа» много чего было – и первым, еще в сорок втором, перед прорывом ленинградской блокады, выпустили «Обыкновенный фашизм» Ромма (а первыми зрителями были наши морпехи – так они после при штурме Первой ГРЭС немцев в плен не брали). Затем вышла «Брестская крепость» (что белорусы сняли – в неизменном виде показали, только титры заменили). В сорок третьем (причем не только у нас, но и в США и Англии) показали «Индиану Джонса», все три серии, переснятые на импортную цветную пленку (валюта очень нужна была для нашей Победы). И подано это было как продукт экспериментальной студии «Совэкспортфильм». После чего была совместная работа с Голливудом, заинтересовавшимся необычной манерой съемок и ни на что не похожей режиссурой – одним из последствий было, что в СССР приехала Вивьен Ли, снявшись в «В списках не значится» (по еще не вышедшему тут роману Бориса Васильева), а затем и в «В бой идут одни “старики”» (максимально близко к оригиналу). А еще (до Победы, или сразу после нее) тут успели выйти «Белое солнце пустыни» (также с минимальными изменениями – например, в банду Абдуллы английского майора-советника добавили, который погибает в итоге, облитый горящей нефтью), «А зори здесь тихие», «Вызываем огонь на себя» (у нас телесериалом было, здесь в две серии – телевидение не распространено пока), «Молодая гвардия» (причем Люба Шевцова саму себя играла – в этой ветви истории мы Краснодон освободили еще до нового 1943 года, так что молодогвардейцы живые остались, ну а Серега Тюленин, герой Берлина и Курильского десанта, сейчас под моей командой ходит). Еще кино про славную русскую историю много снимают (поскольку державность нынче считается ну вовсе не «реакционным царизмом», а вполне примером для подражания) – к «Александру Невскому», снятому еще до войны и показанному в сорок втором, добавились «Суворов», дилогия про Ушакова, и про крейсер «Варяг», и, конечно, «Иван Грозный», также в двух сериях – но с песней, которую в нашем времени Жанна Бичевская пела: