— Она пахнет рыбой.
— Ваши шутки дурацкие, Ширяшкин.
— Что делать, мадам. Я всего-навсего простой солдат.
Под палубой загудело. Пыхнуло снизу сладковато удушливым дымом выхлопа, и катер поплыл к луне. Волны, раскидываемые носом, засверкали голубоватыми искрами, будто в них зажгли свои лампочки многочисленные светляки.
Мама постелила на палубу отцову куртку и сказала:
— Детям давно пора спать. Двенадцать часов ночи.
Санёк лёг, мама накрыла его капитанским одеялом и подоткнула края.
Он лежал на спине и глядел на россыпи дрожащих звёзд. Небо словно дышало.
— А где-то совсем недалеко льётся кровь, — сказала мама и тоже стала глядеть на звезды.
— На самолёте можно долететь до звезды? — спросил Санёк.
— Ну что ты! Самолёт летел бы до самой ближайшей звезды тысячу лет. Нет, не тыщу, а миллионы лет. Люди никогда не сумеют добраться до звёзд. Да это и ни к чему, если неспособны навести порядок на земле. Всё воюют, воюют. А чего ради?
— Но мы их видим, — возразил Санёк.
— Просто они очень большие. Больше нашего солнца. Спи. Думай о звёздах и спи.
Тонко дрожала палуба. Санёк глядел на звёзды и одновременно как бы видел светящиеся голубые волны и светлячка, который жил у него в банке, и мягкие прыжки кролика, и печальные глаза ишачка. И стал словно проваливаться. Но только не вниз, а вверх. Падал в бесконечную яму неба к звёздам. Раньше ему казалось, что звёзды — дырки в тёмном покрывале, а над покрывалом — ослепительный свет. Теперь ему стало ясно, что они — каждая в отдельности, и все разные. И вокруг бесконечная пустота. Он глядел на одну из звёзд, и вдруг внутри словно что-то оборвалось. Он ощутил невообразимое пространство ледяного космоса.
— Глядите, тюлени! — крикнул Ширяшкин.
— Где? Где?
Тут и Санёк враз пришёл в себя и сел.
Что такое тюлень, он, правда, не знал.
— Вон голова, — показала ему мама.
По сверкающей чешуе волн двигалось что то чёрное и круглое. Плывёт, плывёт, исчезнет. И снова плывёт и ныряет. Рассмотреть в подробностях, что это такое, было невозможно.
— А какой он? — спросил Санёк.
— Да вон, гляди! Второй, третий, четвёртый!
Мимо проплывали тёмные шары, что следовало понимать как головы животных. Это могли быть всего-навсего и футбольные камеры, которые кто-то тянет за верёвочку, хотя представить того, кто так дурачится, было ещё труднее, чем поверить в существование таинственной жизни моря под огромным живым небом.
Санёк разволновался, чувствуя себя заодно с небом, людьми на палубе, тюленями и рыбами в бескрайнем ночном море, полном светляков. Ему передалась радость тюленей: очень, наверное, весело и жутко плыть, выкидываясь из воды, и быть заодно со всем дышащим миром.
— Вот кончится война, — сказала мама, — мы пойдём в зверинец, и ты увидишь тюленя близко-близко.
— Какие они?
— Они хорошие. У них круглые и печальные глаза. Они, я слышала, любят музыку. Вот после воины купим патефон и… и пойдём в зверинец с патефоном. Можно ведь пройти туда с патефоном? — спросила она у отца. — Разрешат?
— После войны всё разрешат, — ответил тот солидно.
— Они не кусаются? — поинтересовался Санёк.
— Ну что ты! Они добрые.
Санёк, кажется, заснул. И ему привиделись танцующие на задних лапах толстые звери с печальными, как у ишачка, глазами — это были тюлени. Впрочем, они походили на учёных собак. Только без ушей.
КРАСНОВОДСК
Когда Санёк проснулся, было светло. Низкое солнце неярким шаром висело над спокойным морем. От розоватой воды отслаивался туман. Палуба была мокрой от росы и красной от солнца.
Взрослые дремали на своих чемоданах, поёживаясь от утренней прохлады. Отец глядел куда-то вперёд. Наметив, что Санёк проснулся, он сказал:
— Подходим к Красноводску.
Он показал на красноватые дымные горы, которые можно было бы принять и за облака.
Катер плыл на выступающий далеко в море причал, где отстаивалось несколько моторных лодок. Когда подошли ближе, в нос ударил тошнотворный запах рыбы и водорослей. Оказалось, что лодки полны серебристой, шевелящейся рыбы. Эту рыбу лопатами накидывали в одноколёсные тачки и увозили к большому сараю на берегу. Все рыбаки были загорелыми и обветренными, как пилоты У-2.
— Засолзавод, — сказал отец, показывая на сарай, у которого громоздились штабеля бочек.
Катер ткнулся носом в причал, и капитан с золотым зубом крикнул:
— Эй, друг! Прими конец.
И бросил канат.
Рыбак оставил свою тачку с выпрыгивающей из неё рыбой, поймал конец и умело и аккуратно закрепил его на коротких столбиках. У рыбака были светлые глаза, отчего лицо казалось ещё более загорелым. Он улыбнулся и показал большой палец: порядок, мол. Капитан приветливо махнул рукой и подмигнул. Санёк подумал, что, когда вырастет, обязательно приобретёт тельняшку и вставит золотой зуб.