— Да, конечно. Человек с такими средствами не может умереть, не оставив завещания.
Спенсер ждал.
Говард продолжал рассказывать:
— Мне пришло письмо от адвоката, исполнителя завещания, в котором говорилось, что я могу получить сумму из расчета по пятьдесят тысяч долларов в год на следующие шесть лет. Это было два года назад.
— Ну надо же. А Кристина? Сколько она получила?
— Ничего, — сказал Говард, отворачиваясь.
— Ничего?
— Ничего.
— Это была его единственная дочь. И — ничего?
Чувствуя, что надо все-таки что-то пояснить, Говард поправил очки и откашлялся.
— Он от нее отказался.
— Что он сделал, повторите?
— Отказался от нее. Составил официальный документ, который подписал сам и его жена тоже, в том, что он отказывается от нее.
Спенсеру отчаянно хотелось промочить горло, но он все же спросил:
— Джон Синклер отказался от своей единственной дочери?
— Да.
— Причем официально. Но вряд ли это означает, что она не имеет доли ни в какой части имущества ее родителей?
— Правильно.
— Таким образом, — медленно произнес Спенсер, пытаясь упорядочить свои мысли, — они тоже не имеют права претендовать на ее имущество?
— Вот этого я не знаю. Полагаю, что да. Детектив О'Мэлли, вы меня извините, но какое это имеет отношение к смерти Кристины?
— Может быть, никакого, — ответил Спенсер, с большой неохотой отказываясь от следующей рюмки. — А может быть, в этом и заключена вся суть. На счету у Кристины имелась огромная куча денег, с вами она разведена… Ее единственные наследники — родители…
— Мать, — поправил Спенсера Говард. — Джон Синклер умер.
— …Родители от нее отказались. Это, конечно, нельзя считать нормальным. Но она умерла не просто так. Она оставила завещание. По счастливой случайности — видимо, это было совершено по наитию свыше — она оставила завещание, написанное ее собственной рукой и официально заверенное.
— А меня она там упомянула?
— О да, вас она упомянула. Она оставила вам дом своей бабушки.
— Кому же она оставила остальные деньги? — отважился спросить Говард после минутного молчания. Спенсер мог поклясться, что Говард в этот момент затаил дыхание.
— Своим троим друзьям. А кому, как вы думаете, она должна была их оставить?
Говард выдохнул. И, как показалось Спенсеру, с облегчением.
— Никому. Вы уже, конечно, успели побеседовать с ними?
— Можете не сомневаться. Но в любом случае это повисло в воздухе. Они не хотят принимать эти деньги.
— Не хотят их принимать?
— Они хотят передать их заведению «Красные листья».
Говард откинулся на спинку стула и охнул:
— Господи, это же просто идиотизм какой-то. Очень странно. — Он снял очки и потер глаза. — Это просто бессмысленно.
Спенсер подался вперед и в упор задал вопрос:
— А вы бы хотели получить эти деньги, Говард?
— Что вам на это ответить? Конечно, от некоторой части я бы не отказался.
Сейчас уже было очевидно, что Говард — это не тот человек, который нужен Спенсеру. По заведенному правилу, Спенсер должен будет проверить его алиби, но то, что там все в порядке, никаких сомнений не вызывало.
Они посидели еще немного. Пол был уже вымыт. Принесли счет, и они расплатились каждый за себя. Посуду с их стола давно уже убрали. «Он выглядит таким же измотанным, как и я», — подумал Спенсер, чувствуя болезненные уколы где-то там, позади глаз, такие чувствительные, что отчаянно хотелось их закрыть и заснуть, а проснуться на Лонг-Айленде, чтобы он был везде: и сзади и впереди. Везде Лонг-Айленд. Впрочем, какое это имеет значение, где он, лишь бы был. Спенсер мысленно поклялся, что, как только все это закончится, он поедет навестить родных. Может быть, на Рождество.
— Мне кажется, они все были из Коннектикута, — изрек вдруг Говард.
Спенсер вспомнил «Гринвич тайм», которую нашел в книжном шкафу Кристины.
— Спасибо, что приехали, Говард, — произнес он, вставая.
— Да, конечно. Как вы думаете, когда можно будет ее забрать?
— Завтра. Вы можете забрать ее завтра. А теперь я возвращаюсь в больницу, чтобы поговорить с медэкспертом.
Спенсер ожидал, что Говард тоже захочет пойти с ним, но тот не высказал такого желания. Он выглядел усталым, обессиленным. Спенсер и сам был таким же изнуренным, но ему нужно было идти. Это не то, что раньше, когда он патрулировал дороги Лонг-Айленда и штрафовал водителей за превышение скорости. В те дни водители не имели оснований на него обижаться, потому что он любил поспать. Теперь другое дело: хочешь не хочешь, надо топать, и не важно, как ты себя чувствуешь.