— Я скажу вам, что происходит: вы свели ее с ума своим враньем. Любой здоровый человек свихнется от такого.
— Я не сводил ее с ума! И она не свихнулась. Мы обручились на Благодарение.
— Это звучит очень убедительно. А как насчет Кристины?
— Я же говорил вам: Кристина и я… мы покончили с этим, пытались покончить. Она не хотела, чтобы наши отношения продолжались таким образом, когда надо было прятаться и обманывать, она только… Она знала, что мы с Конни собираемся обручиться. У нас все было решено.
— А все-таки, почему вы не остались с Кристиной?
Вначале Альберт не ответил, а затем, после долгой паузы, произнес грустно:
— Я же говорил вам, детектив, мы не смогли бы ужиться друг с другом. Характеры были слишком разные.
— Почему?
«И кто, черт возьми, думает о таких вещах, когда любишь? — подумал Спенсер. — Характеры слишком разные? Они же учились в одном колледже, Господи!»
— Джим и Кристина больше подходили друг другу. Он стремился достичь успеха. Для нее он был то, что надо.
— А вы? Достичь успеха не стремились и поэтому лучше подходили для Конни?
— Не знаю. Никогда по-настоящему над этим не задумывался.
— Никогда не задумывались над этим? Как давно вы встречаетесь с Конни?
— Примерно три года.
— И ни разу не задумывались над тем, подходите ли вы ей?
Альберт поморщился.
— Понимаете, — нехотя проговорил он, — мне кажется, я перестал размышлять о таких вещах после того, как осознал, что я не подхожу никому.
— Никому? Сюда вы включаете и Кристину?
— Послушайте, детектив! Мы оба были без гроша, я до сих пор не знаю, как распоряжусь своей жизнью, а тогда, когда у нас все начиналось, и подавно, но она хотела стабильности, карьеры, достойной жизни. У нас были совершенно разные жизненные устремления.
— Оба без гроша? Ну, тут вы крупно ошибались.
— Очевидно, — саркастически усмехнулся Альберт.
— Она никогда не говорила вам, что является наследницей большого состояния?
— Нет, не говорила.
— А вы не считаете, что это странно? Ваша возлюбленная не сообщает вам о главном: что может стать миллионершей?
— Да, я думаю, это очень странно. Но она мне ничего не говорила.
— Мне бы хотелось знать почему.
— Не знаю. Почему бы вам не спросить ее?
Некоторое время Спенсер холодно поедал глазами Альберта, затем извлек записку Кристины и придвинул к его лицу.
— Скажите, это имеет для вас какой-то смысл?
Альберт откинул голову назад, пытаясь прочитать написанное:
— Что это?
— Не знаю. Содержимое своего банковского сейфа Кристина завещала вам. Для вас это плохо, потому что ее убили, и все это будет фигурировать на суде в качестве свидетельства. Так что это означает?
— Откуда мне знать, черт возьми?
— «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения». О чем тут говорится?
— Понятия не имею.
— Вам не кажется, что на слове «желать» она поставила специальное ударение?
— Я действительно понятия не имею, — ответил Альберт, снова взглянув на записку.
— Кристина специально написала это на обороте старого письма. Она написала дату — смотрите: «23 ноября 1993 года». Вот что тут написано. Она адресовала это вам и умоляла, чтобы эти слова не имели отношения к вам. Что это значило?
— Детектив, откуда я знаю? — Альберт сухо рассмеялся. — Кристина порой бывала очень странной.
— Да, вы правы. Но теперь к ее странностям прибавилась еще одна — она мертвая.
Альберт уронил голову:
— Да. Мертвая.
Спенсер убрал записку.
— Я могу ее взять? — спросил Альберт.
— Конечно, нет. «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения». Я хочу, чтобы эти слова приобрели для меня какой-то смысл.
— И для меня, — вздохнул Альберт.
Спенсер замолк. Альберт тоже. Спенсера раздражало что-то еще, чего он пока понять не мог.
— Мне бы хотелось, — попросил он, — чтобы вы снова рассказали, как познакомились с Кристиной.
— Я вам говорил, у нас были общие занятия.
— Общие занятия, — повторил Спенсер. У него вдруг начали стучать зубы. — Когда это было?
— На первом курсе, я вам уже это говорил.
Спенсер кивнул и посочувствовал:
— Дартмут. Чудный колледж! Дорогой, правда. А у вас нет родителей. Как же вы ухитряетесь платить за него?
— Стипендия, пособия, кредит.
Спенсер задумчиво потер лицо и полюбопытствовал:
— А сколько придется потом выплачивать за специализацию по философии в Дартмуте? Наверное косых [38] восемь, не меньше?
— Не думаю, что я им должен восемь косых.