Натан молчал.
— Но все это мои заблуждения, не правда ли? — холодно проговорил Спенсер. — Ты знал, что бабушка оставила Кристине все свое состояние, и именно поэтому ее убил. То, что сама Кристина догадается оставить завещание, тебе в голову, конечно, не приходило. Да если бы даже и приходило что-нибудь подобное, ты отлично знал, что все деньги она тебе ни за что не оставит. А то, что ты задумал, было для тебя очень удобно. Верно? — выдавил Спенсер сквозь стиснутые зубы. Пот заливал ему глаза. — Итак, она умирает, не оставив завещания. В этом случае ты бы немедленно обнародовал свое происхождение, не так ли? Зачем дальше прикидываться Альбертом Мейплтопом, если можно получить девять миллионов долларов? Верно?
— Я понятия не имею, что именно ты имеешь в виду, — с вызовом проговорил Натан.
— Не понимаю, как могла решиться на такое Бетти Барретт? — удивился Спенсер. — Неужели ее настолько ослепила любовь к тебе? Ведь «Красные листья» были смыслом ее жизни. Она продолжала дело, начатое родителями. Как тебе удалось заставить ее закрыть это заведение?
— Я не собирался заставлять ее, — насмешливо проговорил Натан. — Просто мы оба переживали смерть Кристины, оба горевали и, естественно, встречались. Она была очень благодарна, что Конни, Джим и я пожертвовали «Красным листьям» деньги, которые оставила нам Кристина. То, что она влюбилась, для меня самого было неожиданностью. — Он сделал паузу и улыбнулся. — Что же касается второго вопроса, то здесь ты крупно ошибаешься. Она вовсе не была без ума от той жизни, какую вела в «Красных листьях». Чтобы принять решение, ей потребовалось не больше пяти минут. Она всегда мечтала жить рядом с водой.
Спенсер почувствовал, что черная аура Натана захватывает его, давит, душит. Он убрал свой «магнум» в кобуру, держа руку на «дешевом стволе», который был спрятан сзади под тренировочным костюмом. Ему было мучительно сознавать, что жизнь Кристины оборвалась из-за денег. И не ее только жизнь. Он не мог перенести этого.
Натан молчал.
— Наверное, ты так рассуждал: Господь даровал тебе жизнь, а ты не стоишь этой милости. Ты сознавал, что твоя жизнь не стоит и гроша, — так почему жизнь Кристины должна стоить больше? Верно я говорю? Знаешь, а ведь, как это ни ужасно звучит, если бы Кристину убила Конни, было бы много лучше. В конце концов, эту девушку мучила ревность, она была охвачена страстью. Она признала себя виновной. Она сходила по тебе с ума. Она испытывала невероятные мучения от твоей лжи, твоих предательств… и от Кристины. Было бы лучше, если бы Кристина погибла не из-за твоей алчности, а из-за страсти.
— Для кого лучше? — спросил Натан. — И кому сейчас до этого дело? Уж ей-то определенно все равно. Она умерла. Кому лучше, детектив?
Спенсер покачал головой и продолжил:
— Сбылась, значит, твоя мечта. Ты хотел жить у воды в доме, лишенном души, лишенном воспоминаний, совсем один, окруженный цветами, и, наконец, получил все это.
— Как ты можешь заметить, — произнес Натан почти хвастливо, — это не так уж плохо.
Чернота засасывала Спенсера все глубже и глубже.
— «Она заставляет тебя желать своего собственного крушения», — прошептал он. — Я, наконец, понял. Она предупреждала тебя. Она была права. Она предупреждала тебя не быть алчным. У тебя было так много — куда уж больше желать, — у тебя была ее любовь, а после своей смерти она оставила тебе три миллиона, но это показалось для тебя недостаточным. Да, она была права — действительно невероятная алчность.
Натан не отзывался.
— Почему она не оставила тебе всего, Натан? У вас была настоящая любовь, почему она не оставила все тебе?
Натан пожал плечами и медленно проговорил:
— Теперь это вряд ли имеет значение, детектив.
— Она не оставила тебе все потому, что хотела, чтобы ты исправился. Она хотела спасти тебя, чтобы ты, наконец, прозрел; она хотела изменить твое сердце. Чтобы ты превратился в человеческое существо.
— Детектив, она считала меня человеческим существом. Она любила меня, прошу не забывать этого!
Спенсеру было трудно дышать. Его сердце то замирало, то начинало сильно биться, то замирало снова.