Услышав какой-то треск рядом, Кристина дернула поводок:
— Давай, Аристотель, пошли! — И побежала назад.
Возвратившись в свою комнату, она выключила верхний свет и посмотрела в окно на рощу и библиотеку Фелдберг.
Уже была почти полночь.
Она сбросила свои новенькие черные ботинки и сразу же вспомнила Спенсера О'Мэлли.
«Симпатичный молодой детектив. Он смотрел на меня, как будто я была лучшей чашкой горячего шоколада, какую он когда-либо пробовал. Приятный мужчина с холодными руками, чьи зрачки расширялись, когда он смотрел на меня. Но что мне сейчас делать с этими расширенными зрачками? Мне надо заниматься исправлением своей жизни. Неправильно она у меня идет. Вся наперекосяк. Я поставила себе целью ее исправить… В каком это году было? Уже и вспомнить не могу. Помню только, что это было в ночь под Новый год. И так каждый год я принимаю решение. Из года в год, начиная, кажется, с одиннадцати лет. Каждый раз под Новый год я пишу на листке десять важнейших задач на предстоящий год и прикрепляю его к стене над своим столом кнопочкой с голубой шляпкой. И первой в этом списке значится именно эта задача. Исправить свою жизнь. Ладно. Вот приближается новый, девяносто четвертый, и уж в этом году я эту проблему решу. Обязательно».
Кристина сняла джинсы и надела чистые черные трусики. Затем она сняла футболку и бюстгальтер и надела розовую ночную рубашку с бретельками. В подростковом возрасте ей очень нравилось разглядывать себя в зеркале, любуясь своей внешностью. Она была похожа на мать. Волосы тогда у нее всегда были коротко подстрижены, и мама не позволяла ей надевать в школу ничего, кроме платьев. Когда-то Кристина была настоящей молодой леди, но в Дартмуте она начала играть в баскетбол, где в первую очередь ценились скорость и выносливость. В Дартмуте у нее не было ни одного платья.
Кристина вышла в холл и направилась в ванную почистить зубы и умыться.
* * *Когда она вернулась, на ее постели в темноте сидел Альберт. Закрыв за собой дверь, Кристина подошла и села рядом, чувствуя облегчение, что вот он, здесь. Он вытер пальцами ее влажную щеку. В свою очередь, Кристина отбросила волосы с его лица. Его конский хвост был распущен, волосы свободно свисали на плечи.
— Я не могу оставаться долго, — сказал он. — Я едва выбрался. Сказал ей, что нужно взять презервативы. Она намекнула, что у нее есть несколько. Я заявил, что хочу цветные. Красные, белые и синие. С красным отливом… [18]
— А, ты же у нас патриот. — Она улыбнулась и придвинулась ближе. Он вытер ей другую щеку и лоб. Она смотрела ему прямо в глаза. Ее взгляд медленно передвигался по его лицу, пальцы нежно перебирали волосы. — Я понимаю, — проговорила она мягко. Их руки соприкасались:
— Я хотел поговорить с тобой кое о чем, — произнес он.
— Поговори, — нежно отозвалась Кристина. — О чем? — Она была счастлива, что он пришел. Ведь совсем недавно Кристина считала, что чувство у них кончилось. Она знала, что это должно кончиться. Но когда они были вместе, один на один, ей не хотелось, чтобы оно кончалось.
— Давай уедем куда-нибудь, — сказал он.
— Когда?
— Сейчас. На все праздники.
Кристина сидела рядом с ним в темноте и молча смотрела в окно.
— И куда же мы поедем? — спросила наконец она.
— В Канаду, — выдохнул он. — Мы возьмем напрокат машину и переедем через реку на другую сторону, там повернем направо и просто поедем. Мы найдем где-нибудь маленький милый коттедж. В Квебеке. По дороге назад можно остановиться в Монреале. Ну, что ты на это скажешь? — Альберт встретился с ней взглядом. — Что? У нас опять нет денег? — произнес он со своеобразными модуляциями в голосе.
— Нет, у нас… — Она остановилась. — У нас есть немного. Говард дал мне немного на день рождения.
— Сколько это — немного?
Она слегка помедлила и наконец ответила:
— Десять тысяч долларов.
Альберт внимательно посмотрел на нее. Она попыталась придать своему лицу безразличное выражение.
— На Канаду этого достаточно, — наконец проговорил он. — Или все эти деньги нужны тебе?
— Не надо быть таким, — ответила Кристина, поглаживая его руку. — Они все наши.
— Они не наши, — сказал он. — Они твои. Он дал их тебе.
— Нет, они наши, — настаивала она.
— Они твои, — повторил он с теми же самыми своеобразными модуляциями в голосе. Затем правой рукой он захватил в горсть ее лицо и проговорил нежно: — Роки, так ты хочешь поехать?