И только когда Пашка отошёл, Витька понял, что это значит. Он крикнул им вдогонку:
— Посмотрим!
— Сказала бабушка, потеряв очки, — бросил через плечо Савка.
Кончак и Генька недовольно нахмурились.
— «Чего имею»! — передразнил Витьку Кончак. — Тоже мне непонимайка!
— Тут надо было. — Генька гордо посмотрел на воображаемого противника, выставил ногу вперёд: — Пишите завещанье капитан…
— Что я, артист? — огрызнулся Витька. — Как ответил, так и ладно.
Следующий урок был русский.
Витька, не глядя на Валю, забрал свой портфель и пересел на старое место, к Кончаку.
Мария Григорьевна, как только вошла и положила на стол журнал, тут же назвала Витькину фамилию. Она долго рассматривала его, и Витьке казалось, что в глубине её серых глаз спрятались лукавые смешинки; наверное, кто-нибудь уже наябедничал ей.
— Иди к доске.
Урок Витька знал, отвечал хорошо, только немного глухо.
— А теперь возьми свой портфель и отправляйся на то место, куда я тебя посадила.
— Не пойду… — Витька отвернулся к доске, забубнил упрямо: — Вы меня неправильно пересадили… Мы с Кончаком с первого класса дружим, а вы дружбу разбиваете…
Мария Григорьевна положила руку на журнал и тем же ровным тоном, каким задавала вопросы, повторила:
— Иди… И не пререкайся… А потом, чтобы я больше не слышала этой клички — Кончак. Ковалика зовут Лёвой.
— Всё равно не пойду, — упёрся Витька.
Мария Григорьевна поднялась, проговорила задумчиво:
— Ну что ж, может быть, мне уйти… У тебя сегодня воинственное настроение.
Витька смутился, растерянно посмотрел на ребят.
Кончак делал ему знаки: не валяй, мол, дурака. Генька кивал в сторону Валиной парты… Витька заметил круглые, выжидающие глаза Пашки и аккуратный Валин пробор: она по-прежнему сидела на самом краю скамьи и, наклонив голову, смотрела в тетрадь… «Чего доброго, маму вызовут», — тоскливо подумал Витька, взял свой портфель и поплёлся к Валиной парте.
«Всё равно к Лёвке пересяду», — успокаивал он себя и даже не стал ничего доставать из портфеля.
— Запомни, — сказала Мария Григорьевна, — теперь ты будешь сидеть здесь всё время, я предупрежу всех учителей. — Она стала объяснять урок.
А Витька проклинал сегодняшний день и угрюмо посматривал на свою чистенькую робкую соседку: «Вот грымза, маменькина дочка, это из-за тебя всё…»
Валя задвигалась: наверно, у неё заболела спина от неудобного сидения.
Витька вырвал из тетради листок, крупными буквами написал: «Сиди и не шевелись!»
Валя прочитала записку, замигала ресницами и отвернулась. Витька погрузился в свои мрачные мысли: «Пашка не зря сказал: „Имеешь“; наверно, сегодня будет ждать после уроков…»
Вдруг Витька заметил перед собой Валину руку с аккуратно подстриженными ногтями. Рука подвинула ему тот же листок бумаги и, словно испугавшись чего-то, быстро отдёрнулась назад.
«Послушайте, за что Вы меня ненавидите?.. Я Вам не сделала ничего плохого…» «Вы» и «Вам» было написано с большой буквы.
«То-то, — подумал Витька, — запела!» Потом он стал соображать, что бы ответить позаковыристее… Он ломал голову, вспоминал разные непонятные заграничные слова и вздыхал потихоньку… «Генька вот сразу бы выдумал что-нибудь такое…» Витька посопел, почесал за ухом и наконец приписал под Валиными ровненькими строчками: «Презираю девчонок!»
Валя прочитала, и лицо её стало таким обиженным, будто она хотела сказать: «Но ведь я же не виновата, что родилась девчонкой». А Витьке было наплевать. Он сразу проникся к себе уважением, нахмурился, скрестил руки на груди и просидел так до самого звонка.
На всех переменах Пашка шушукался с Савкой и Севкой. Они многозначительно поглядывали на Витьку, а после уроков первыми побежали в раздевалку.
— Наверное, опять драться надо, — сказал Витька Кончаку, — как ты думаешь?..
— Факт, — уверенно ответил Кончак. — Как дважды два… Ты только не теряйся… А если что, мы рядом будем…
— На случай провокации, — пояснил Генька и взял Витькин портфель.
На крыльце толпился почти весь класс. Некоторые мальчишки были серьёзны, как бы подчёркивая тем самым важность момента. Другие толкались, спорили и смеялись. Девчонки кучками ходили по палисаднику. Всем известно, что девчонки не меньше мальчишек любят смотреть драки.
Когда Витька, Кончак и Генька вышли на крыльцо, все смолкли, расступились. Витька шёл как по коридору, а в конце этого коридора, расставив ноги, набычив голову, стоял Пашка.
Витька не хотел драться. Он решил обойти Пашку, не задевать его. «Может, уладится?» — шевелилась в голове трусливая мысль.
Дорогу Витьке преградили ухмыляющиеся Севка и Савка… Генька и Кончак стояли позади, а за ними теснилась насторожённо-любопытная ребячья толпа. Витька оглянулся, понял: отступать нельзя, да и некуда.
— Ну, ты… — подошёл к нему Пашка, — может, прощения попросишь? Я добрый…
Витька нахмурился, вынул из карманов руки и, не говоря ни слова, влепил Пашке по носу сильный прямой удар. Пашка не ожидал такого решительного начала, но не растерялся и бросился на Витьку.
Минуты две они скакали друг перед другом, как боксёры, примеривались и прицеливались… Наконец Пашка улучил момент и ударил. Витька успел отскочить слегка в сторону. Кулак ожёг Витькино ухо, а сам Пашка, потеряв равновесие, повалился на своего врага. И тотчас Витька снизу ударил его в подбородок, схватил за ворот, сильно дёрнул на себя и отскочил. Чтобы не упасть, Пашка низко согнулся, побежал, часто перебирая ногами, и врезался головой в плотное кольцо ребят.
— Балет что надо, — съязвил Кончак.
Пашка ничего не видел… Окончательно выйдя из себя, он ринулся на Витьку… Но крепкий, хладнокровный удар бросил его на землю.
Добиться славы трудно, а рушится она в один миг.
Пашка сидел на мокром асфальте и тупо смотрел вслед уходившему Витьке. Он ещё не осознал, что произошло… И, только увидев, что ребята равнодушно обходят его, а некоторые даже бросают на него сочувственные взгляды, вскочил, погрозил кулаком и вдруг заревел, густо, с переливами.
— Всё равно имеешь!.. Берегись теперь!.. — бормотал он, размазывая слёзы по толстым щекам.
Рядом, растерянные, топтались Севка и Савка. На душе у них было гораздо хуже, чем у их ревущего патрона. Отсвет Пашкиной славы, которым они прикрывались, как щитом, погас совершенно неожиданно. Что будет?..
Витька шёл, окружённый ребятами. Он невпопад отвечал на разные: «Здорово ты его…», «Не будет задаваться!», «Давно его надо было проучить!»
Весь вечер Витька был не в себе. За ужином он плохо ел, не смотрел на мать. Его не покидало ощущение неловкости. Раньше он никогда не чувствовал себя героем, а, видимо, и к этому нужна привычка. Мать не приставала к нему с расспросами, но Витька то и дело ловил на себе её озабоченный взгляд.
На следующее утро Витьке не хотелось идти в школу. Но там могли подумать, что он струсил, и Витька пошёл. Он вышел из дому даже раньше обычного.
Солнце слепило глаза, оно было в каждом окне, в каждой льдинке. Вокруг капало, звенело… Около луж буйно дрались мокрые, взъерошенные воробьи. Витька отломил острую прохладную сосульку. На вкус она отдавала железом, а язык после неё стал шершавым. С крыш сбрасывали снег. Дворники кричали: «Берегись!»
Ребята, сбегавшиеся в этот час к школе, останавливались, смотрели, как плавно переворачиваются в воздухе глыбы слежавшегося снега, как они тяжело ухают об землю.
Витька тоже задрал голову. Маленькие человечки на крыше семиэтажного дома бесстрашно орудовали лопатками. Кто-то тронул его за рукав. Витька вздрогнул и обернулся. Перед ним стояла Валя.
— Тебе чего?
— Меня этот… Кончак послал, — запнувшись, сказала она и вдруг торопливо зашептала: — Не ходи к школе, там Пашка каких-то мальчишек привёл… Они тебя ждут.
Сердце у Витьки упало — вот она, расплата за вчерашнее геройство… Он опустил голову и глухо спросил: