— А ну где он тут под Касторной-то, Мамонтов, у него, слыхать, конницы — черная хмара?
— Большая сила, а — разобьем, — бросает, свертывая цигарку, оживленный и возбужденный Ворошилов. — У тебя где донесение-то, Семен Михалыч, дай-кось сюда!
Из алых кровяных чикчир Буденный вытаскивает кучу мятых бумажек.
— Лятучка-то? — засмеялся животной улыбкой. — Уж не знаю, куда я эту «писанину» сунул. Не люблю я «писанины», Клемент Ефремыч.
Штаб знает: Буденный не любит письменности; донесения, подчас не разобрав, сует в карманы алых чикчир, а когда надо, выгребает их оттуда кучей. Да и пишет командарм не так уж чтобы шибко, вот рубать это поучись, дело наше.
Но генерал Клюев на исчерченной красным и синим карандашами десятиверстке уже пристально рассматривает подступы к Касторной, на которую завтра лавой обрушится мужицкая кавалерия.
— Ну как, ваше превосходительство, думаешь? — и дружески, и с хитрой усмешкой говорит Буденный.
— Касторная нам, как душа нужна, — перебивает Ворошилов. — Как, товарищ Клюев, насчет Касторной-то?
Отчаянным прыжком бросилась на Мамонтова 1-я конная и нанесла страшное пораженье под Касторной, освободив путь на юг. «Красный генерал от крестьян», как в противовес «генералу от рабочих» Ворошилову, назвал Сталин Буденного, за этот прыжок получил от Кремля почетное оружие — шашку с орденом Красного Знамени.
Белая армия уже падала в своем наступлении. Отступала. Под напором конницы Буденного открылся путь к Ростову и казачьей столице Новочеркасску. Когда 1-я конная подошла к Новочер-касску и был уж виден вдали на высокой горе золотой крест Новочеркасского собора, перед решительным боем в сведенное каре буденовцев помчался на золотом донце Ворошилов. Осаживая в середине необъятного конного каре жеребца, Ворошилов закричал не своим, сиплым голосом: «Бойцы и командиры! Товарищи первой конной! Мамонтовские корпуса еще пробуют задержать наш большевицкий напор! Но нет у них пороху, весь вышел! Выдохлись золотопогонники! Уж бегут из Новочеркасска куда глаза глядят! Бойцы! Еще один удар, и мы сломим Ростов и Новочеркасск и ворвемся в гнездо издыхающей контрреволюции! Разобьем врага рабоче-крестьянского дела! Вперед к победе! За советскую власть! Ура!» — И Ворошилов выхватил шашку на метнувшемся от криков коне.
— Даешь Ростов! — ревело по степи, и бойцы, кто в штатском пальто, кто в английских ботинках на босу ногу, кто в шевровых дорогих сапогах, снятых с расстрелянных офицеров, кто в шинелях, кто в бабьей шубе, — зашумели, сминая каре, выхватывая шашки.
Ворошилов тронул к стоявшим группой командирам. Солдаты-генералы Городовиков, Тимошенко, Летунов, Апанасенко, Бахтуров, Ракитин, Тюленев сидели на первоклассных скаковых конях. На полкорпуса впереди всех, в зеленой бекеше, покручивал черный «конский» ус Буденный.
— Приказывай, Семен Михалыч! — бросил Ворошилов. И Буденный, обернувшись к командирам, высоким мужицким тенором подал команду. Командиры рысью тронули к частям.
Уже выпал снег. Стояли морозы. По необъятной снежной донской степи развертывалась конница Буденного в бой за Ростов и Новочеркасск. От комкора Думенко прискакал с «лятучкой» ординарец, где корявым полуграмотным почерком доносил разбойный комкор, что согласно приказанию вступает в бой за Новочеркасск[38].
Белому оплоту — Ростову и Новочеркасску — эта мужицкая конная армия страшна.
Но хоть и потрепанная рейдом, боями, прошедшая навстречу Буденному маршем 30 верст, белая конница генералов Мамонтова и Топоркова встретила Ворошилова с Буденным под Ростовом и Новочеркасском достойным жестоким отпором. Это был грандиозный бой. Почти на десять верст в одну линию развернулись красная и белая кавалерия. За боевыми линиями квадратами стояли резервные колонны поддержек. С гиком, блестя на снегу блеском шашек, сходились в шашечной рубке красные и белые лавы. Линии конных масс волновались, изгибались то в ту, то в другую сторону, наседая друг на друга. Гремели орудия, трещали пулеметы и точно море волновались огромные конные волны, носясь по степям. Совсем бы туго пришлось зажатому под Новочеркасском разбойному мужику Думенке, если б, все ж опрокинув мамонтовцев, не ринулся, как зверь, Буденный и на плечах белых не ворвался в в Ростов.
С ревом, гиком, улюлюканьем, полуоборванные, дорвавшиеся наконец «гарбануть» неслись по богатому Ростову буденовцы, где на столбах качались еще люди, повешенные генералом Кутеповым, украсившим по своему вкусу город теми, кого подозревал в большевизме.