Не настоящий снаряд. Настоящие были где-то впереди: свистящие, грохочущие, разрушающие дома… Но всё равно, мне кажется, что это был именно снаряд. Особый снаряд войны. От которого не рушатся дома и не падают люди, но всё равно больно.
Прилетел и разорвался. Прямо у нас во дворе.
…Мы сидели с Вовкой возле сарая и ждали Костю. Хотели идти к Неве: помогать морякам красить буксир в цвета маскировки. Всё было готово, но Шлагбаум что-то задерживался.
Наконец он появился в дверях и как-то медленно побрёл к нам через двор. Длинный, нескладный Шлагбаум в полосатой футболке.
– Я уезжаю, – сказал он.
– Куда? – не поняли мы сразу.
– Есть приказ об эвакуации маминого завода…
Костя был нашим командиром. Он лучше нас знал, что такое приказ.
– Сегодня, – вздохнул он и побрёл к нашей щели.
Щель была вырыта точно по чертежу. На всех окнах белели крестики против взрывных волн. На чердаках стояли ящики с песком и бочки с водой. Где-то с той стороны окон темнели плотные шторы светомаскировки. Дом был готов к обороне.
В полдень во двор въехала машина. Шофёр побежал наверх, вынес два чемодана, за ним спустилась тётя Лиза Стальбаум с каким-то узлом и кошёлкой. Всё это она забросила в кузов, а сама села в кабину.
Потом вышел Костя. Он тоже забросил в машину какой-то баул и стал оглядываться.
– Подите сюда! – позвал он меня и Вовку.
Мы подошли. Костя полез в карман, покопался там, что- то перебирая, и мы снова увидели на его ладони три осколка. Два маленьких и один побольше.
– Вот, – сказал Костя, – берите два.
Мы взяли маленькие.
А большой осколок поехал куда-то в тыл, в город Арысь, в эвакуацию.
Такие уж у войны законы: когда рвутся снаряды, осколки разлетаются далеко-далеко…
Батарея "Аврора"
Стреляла пушка.
Снаряд за снарядом! Снаряд за снарядом!
По врагу! По врагу!
Ствол у пушки раскалился так, Что даже краска с него полезла. Но раненый наводчик не уходил со своего поста. Раненые подносчики подавали и подавали снаряды раненому замковому.
И раненый командир орудия повторял и повторял сквозь грохот одну и ту же команду:
– Огонь! Огонь! За Родину! За Ленинград!
Враги наступали. Их было много. Очень много. Они лезли и лезли. Тарахтели автоматными очередями. Рвали землю взрывами гранат. Лязгали гусеницами танков.
Всё ближе. Ближе. Ближе…
И всё меньше снарядов оставалось на батарее.
Когда их не осталось совсем, враги захватили пушку.
Раненых моряков прикрутили колючей проволокой к замолкшему стволу орудия. Облили бензином.
Тощий фашистский офицер чиркнул зажигалкой…
Бой ещё не закончился. Фашистам надо было идти дальше. Но они не уходили. Они стояли вокруг пушки, переминались с ноги на ногу и ждали: когда же эти упрямые русские запросят пощады?
Не дождались.
Где им было знать, фашистским солдатам, что не простой была эта пушка, особенными были люди.
Были они авроровцами.
…Восьмого июля 1941 года на легендарный крейсер революции пришёл приказ: сформировать батарею особого назначения.
Тяжёлый автокран снял с корабля девять орудий. К вечеру подошли тягачи, погрузили пушки на свои плечи и потащили к Вороньей горе, к Дудергофу.
Первое орудие поставили прямо у подножия горы, неподалёку от каменного здания школы. Второе – через километр, около деревни Мурилово. Третье – ещё через километр. Четвёртое тоже… Вытянулась батарея почти до города Пушкина, до Александровки.
Не так-то просто установить тяжёлые морские орудия на земле. Но установили. Каждому выкопали котлован. Прикрыли маскировочной сеткой.
Для людей соорудили землянки, для хранения боеприпасов- погреба с бревенчатыми накатами. От орудия к орудию связь протянули.
С каждым днём становилось тревожнее. Всё чаще стали появляться над головами самолёты с чёрными крестами на крыльях. Скидывали бомбы вокруг. Батареи не видели. Хорошо замаскировались авроровцы!
Потом начали долетать снаряды.
Летели с ними и тревожные вести. "Фашисты прорвались сквозь Лужский укреплённый район", "Наши войска оставили Гатчину…"
По ночам стал доноситься треск пулемётных очередей, винтовочная перестрелка.
Батарея молчала. Нельзя ей было рассекретить себя раньше времени. Это очень трудно – молчать. Но таков приказ.
… На Ленинград катилась лавина фашистских войск. Горели Петергоф и Красное Село. Чёрный дым окутывал город Пушкин.
Гулом моторов гудели дороги. Неслись автомашины с пехотой. Рычали мотоциклы. Скрежетали танки. Они спешили. До Ленинграда оставалось каких-нибудь десять километров.