– Вдесятером одолеем! Да и сердечко у него слабенькое, – Борис презрительно цокнул языком. – Так что надо просто под дых бить, пока приступ не случится, а потом глядеть, как сам загнется.
Шалый опрокинул в себя еще рюмку, для храбрости, схватил рябого за шиворот, и вместе они вышли на улицу.
Был серый безветренный день. Слякоть под ногами немного присохла на солнце и отливала стальным блеском.
Через два дома толпились люди, человек пятнадцать, да что-то бурно обсуждали. Бориска с собутыльником подошли к ним и заявили в один голос:
– С Радловым надо разбираться! А то потравит нас!
– Так сейчас все на месторождении, – отозвался один мужчина. – И Радлов, и рабочие с ним. Скажем, пусть сворачивают добычу.
– Мы это, поможем, вдруг что, – произнес Шалый. – Тимошку-то, говорят, избили.
– Тоже мне, помощники, – пренебрежительно сказал коренастый старичок с волосами, напрочь выбеленными сединой. – Два алкаша.
– А что бы вы жрали в марте без двух алкашей? – огрызнулся Шалый.
Некоторые в толпе одобрительно закивали, кто-то выказал недовольство, но в итоге решили идти вместе.
На участке добычи тем временем бурили последние уступы отработанного карьера. Буровая установка широким сверлом протыкала породу и дробила ее на мелкие части. Радлов, инженер и несколько механиков стояли на смотровой площадке, облокотившись о перила, и оживленно беседовали о предстоящем взрыве. У барака для отдыха курили двое рабочих.
Именно к этим двоим местные и ринулись. Вперед всех выскочил Шалый, толкнул одного рабочего, так что тот гулко ударился спиной о стену здания, ударил его в живот и самодовольно засмеялся, глядя, как жертва скрючилась от боли пополам. Впрочем, радость Бориски длилась недолго, поскольку второй рабочий с размаху стукнул его по носу. Хлынула кровь, Бориска закрыл лицо руками, завизжал и спрятался в толпе, стоявшей позади него. Рябой рванулся вперед, чтобы защитить товарища, но, заметив широкие плечи противника и его огромные кулаки, трусливенько ретировался.
– Чего накинулись-то? – с деланым безразличием поинтересовался широкоплечий, помог присесть своему напарнику, ползающему по земле, и закурил снова.
– Вы же с утра одного из наших избили! – крикнул старичок с выбеленными волосами.
– Верно! – подхватили другие голоса. – И вода в озере красная стоит! Хватит уже нас травить!
– Ну, был с утреца какой-то тощий, разорялся, что мы ему колодец испортили, – рабочий жадно затянулся, выдохнул дым через нос, сплюнул и спокойно продолжил: – А потом пригрозил наши дома спалить. Орал на всю улицу, спать не давал. Поколотили мы его малеха, чтоб потише был.
– Правильно пригрозил, – прошипел Шалый, все еще прячась за спинами. Кровотечение у него остановилось, только на лице остались ржавые пятна. – Мы вас всех сожжем!
– Ты помолчи там, да! – прокричал рабочий. – Получил, что ли, мало? Взял, накинулся на человека, а он вообще дома сидел, детей успокаивал, пока ваш полоумный орал ходил.
Местные при упоминании детей пришли в замешательство. Довольно долго молчали да переглядывались, не зная, что предпринять дальше. Наконец вперед вышел приземистый мужичонка и несмело спросил:
– Так это… озеро зачем отравили?
– А мы как будто специально! Это ж медь, е-мое! Медное производство! А очистки нет. И вся гадость сливается в озеро. Семьи же у нас, дети, у кого-то тут, а многие уж давно в Город перевезли от греха подальше. Кормить надо их, правда? Есть работа, и мы рады. А коли что не так, разбирайтесь с начальством.
Подоспело и начальство. Радлов с инженером, заметив столпотворение позади барака, спустились со смотровой площадки к людям. Шалый истошно завопил:
– Ребята, бьем их!
Но никто почему-то не шелохнулся, даже рябой. Четырнадцать человек стояли на каменистой россыпи, как вкопанные, и молчали, словно застигнутые врасплох. Только Бориска прыгал и скакал от злобного нетерпения, но один ничего делать не хотел – нос-то у него с тычка кровить начинал, а Радлов вряд ли ограничился бы тычком. И Шалый трясся от страха и гнева, рычал, как голодное животное, но из-за чужих спин не выглядывал.
– Я так понимаю, все по поводу озера? – уточнил Петр.
Собравшиеся закивали, кто-то тихонько добавил:
– …и колодцев.
Петр выдержал паузу, мысленно выстраивая свою речь, и начал:
– Вода покраснела, потому что в нее сливают медьсодержащий раствор после переработки руды. Пить ее, ясное дело, нельзя.
– Жить-то нам как?! – донеслось из толпы.