– Как будто баба может быть сильнее мужика, – перебил рябой. – Но ты же их бьешь.
– Бабы не в счет. Папа говорил, с ними так обращаться – святое дело, – Шалый расплылся в омерзительной улыбке, выражающей то ли извращенную похоть, то ли крайнее самодовольство.
Рябой примостился на краю бревна, вплотную к их третьему сотоварищу.
– Ты полоумный, что ли? – прошептал тот едва слышно, одними губами. – Его отец в детстве бил. Оно, видать, смотреть, как сестер бьют, было забавно, а когда самого – не нравилось. А ты хотел пацану навалять при нем. Сам дурак, получается.
Бориска между тем отошел подальше – посмотреть, не угомонились ли рабочие.
Рябой, воспользовавшись его отсутствием, злобно прошипел:
– Я, может, и дурак. А он – мерин сраный.
– В каком смысле?
– А в том самом. Хер знает, че с ним на зоне сделали, но он с бабами-то ничего, кроме битья, и не умеет, – рябой придвинулся еще ближе к собеседнику и, понизив голос, принялся рассказывать: – Мы по осени бабу встретили, в заморозки уже. Так этот заставил ее голой по лесу бегать. Ох, как там все тряслось! – он показал очертания огромной женской груди и, неприятно осклабившись, добавил: – У твоей-то женушки трястись нечему!
Тут он заржал во весь голос гиеноподобным смехом, толкнул собутыльника в плечо и договорил:
– Веселуха была с этой биксой! Скачет и орет: «Отпустите меня, отпустите, пожалуйста!». Да кто ж голую бабенку-то просто так отпустит! Ты, поди, тоже бы не отпустил, а, семьянин?
Вновь из его рта вырвался хохот гиены.
А собутыльник спрятал шею в плечи, поежился и со страхом спросил:
– Где ж она теперь?
– Да в болоте, где ей быть-то! – рябой зашелся смехом пуще прежнего, вроде как от гордости. – Шалый переборщил. Говорю же, мерин, ничего больше с ними не умеет!
– Да вы чего?! Вы убили ее? – с лицом у Ленкиного мужа происходило что-то странное, оно то бледнело от ужаса, то перекашивалось от возмущения, а волосы на голове встали дыбом. – Да я же в полицию пойду. Нельзя так с людьми. Вы же зверье какое-то… чистое зверье.
– Ты поговори еще. Кому скажешь – и твоя жена так же поскачет, понял!
Рябой встал, ударом ноги столкнул перепуганного мужичонку с бревна и принялся неистово его пинать. Подскочил Шалый с вопросом:
– Че происходит?
– Этот хмырь хочет на нас в полицию донести. За ту веселуху в лесу, помнишь?
– Язык надо за зубами держать, – грозно сказал Борис, потом наклонился к жертве и прошептал: – Я завод взрывать буду. Я селение спасаю. Правда думаешь, что местным будет дело до каких-то там развлечений в лесу? На меня смотри, падаль. Правда так думаешь?
Шалый выпрямился, прицелился и пнул несчастного в голову. Потом они с рябым по очереди вытерли о его спину ботинки, вернулись на бревно и приложились к бутылке.
– Слышь, ты живой там? – окликнул Борис свою жертву.
Избитый, шатаясь, встал. Он плакал.
– Да не распускай нюни. На, глотни, – Шалый протянул ему водку.
Мужичонка выпил, жадно и много, тут же повеселел и позабыл об избиении – у пьянчуг ведь одно счастье в жизни.
Перевалило за полночь, и рабочий поселок стих. Троица выдвинулась к месторождению. Бараки глядели на них черными глазищами окон, но ни единого звука не порождали.
Ленкиного мужа в полубесчувственном состоянии посадили у забора. Шалый ловко перекусил замок и зашел на территорию. Следом туда проник и рябой.
– Я все выведал, вали к домику инженера, высокая такая халупа. Склад под полом. Вскроешь пол и найдешь два ящика, – командовал Бориска. – Фонарь возьми, чтоб таблички на ящиках видеть. Я на середине пути у тебя их приму. Смотри, под сирену не попади, здесь какая-то установлена.
– Я и под сирену? Да я прошмыгну незаметно!
И рябой вприпрыжку поскакал по неровному рельефу на северо-восток, в сторону участка добычи.
Шалый слонялся взад-вперед по холмам, прислушиваясь к мерному гудению завода.
Ленкин муж понемногу сползал по забору вниз – голова страшно кружилась.
Между недружелюбных бараков стрекотали сверчки.
Рябой вернулся минут через сорок. Обливаясь потом и дрожа от напряжения, он тащил два поставленных друг на друга ящика с надписью «Беречь от огня». Бориска принял ношу, и вместе они преодолели забор.
– Задохлика хватай, – приказал Шалый, указав на третьего собутыльника с разбитым лбом.
Рябой подхватил его под мышки и, кряхтя, поскакал вслед за предводителем.
Покинув рабочий поселок, они поставили ящики на землю и аккуратно их вскрыли. В одном лежало двадцать упакованных в серую бумагу небольших брусочков, перевязанных лентой в стопки по пять штук. В другом почему-то оказались белые ведерки со строительной смесью.