– Да понятно! Их два здоровых лося, а ты один. Конечно, боишься, – Петр несколько раз кивнул. – А, гляжу, жена-то тебя совсем забила. Пить бы, что ли, бросил.
– Так это…
Мужичонка не закончил, потому что точно знал, что не бросит, и сбежал.
– Выскочил, как ошпаренный, – съязвила Тома. – Чего хотел-то?
– Ничего толкового, – соврал Радлов. – Рассказал, что меня в селении, мол, полюбили снова. Дошло до них, что завод мне не принадлежит.
– Ой, стал бы он ради этого впопыхах прибегать!
– Ну, денег еще просил. Видать, тайком от жены выпить хочет.
– Чего ж ему тайком пить, коли они там вчетвером квасят вместе с Шалым и прихвостнем его… который с лицом изуродованным.
– Не знаю я, просил и всё, – отрезал Петр и повернулся набок.
– Ну тебя, – возмутилась Тамара да ушла прибираться перед сном.
Радлов наконец задремал по-настоящему – на три минуты. И в эти три минуты пришла к нему Лизавета, уселась рядышком да залепетала свое обычное: «Не убивай нас». Петр с ужасом заметил, что от Лизаветы там только лицо и верх, а ниже пояса ползет какая-то тьма, извивается и шипит…
Утром вымотанный очередной бессонной ночью Петр был на участке горных работ – бродил по краю отработанного котлована да чего-то все на его черное днище пялился. А позади грохотали дробилки, позади шумели экскаваторы и сновали по траншеям груженые рудой самосвалы.
– Что-то ты не весел, Петр Александрович! – сказал инженер, спустившийся со смотровой площадки. – Чего выглядываешь-то? Пустая порода осталась и только.
– А что-то вот глаз зацепился. Иногда, знаешь, остановишься на чем-то привычном и до боли знакомом и оторваться никак не можешь, – он с трудом отвел застывший взгляд от бездны и посмотрел на собеседника в упор. – Дочка мне снится. Покойная. На кладбище, может, пора сходить?
– Ну, сходи, – невнятно отозвался инженер, не понимая, как реагировать на подобные разговоры.
– Да вообще-то недавно был. У нас один человек есть, Лука, у него тоже сын умер. так он и ей, и своему сыну раньше цветочки плел из грачиных перьев и у могилок складывал. А в последнее время странное дело происходит. Машина три раза приезжала, очень рано, чтоб не видел никто – да я-то не сплю, я видел. Из машины выходит человек в рясе, кладет на надгробие букет цветов, пышный такой, и уезжает сразу. Жене-то я соврал, что это Лука, чтоб еще она голову не ломала. Чего бы это значило?
– Так, поди, по ней службу кто заказал.
– А цветы при чем?
– Ну… тут уж не знаю, – инженер пожал плечами и отошел в сторонку, решив, что Петр не в себе.
Сам Петр проходил около рытвины в земле еще полдня, пока к нему не обратился какой-то механик с докладом:
– Немного надо пробурить, твердая порода вглубь идет. А буры купили плохие.
– Бурите так, – ответил Радлов, потом вдруг забеспокоился и спросил: – Послушай, семья у тебя есть?
– Есть, конечно.
– Здесь живут?
– А где ж еще! Мы не разлучаемся.
– Перевези их. Перевези как можно скорее! – выпалил Петр и потряс механика за плечи.
– Начальник, это… ты мужик-то положительный… но иди уже проспись, а то народ пугаешь.
И механик повернул обратно к своему месту, то и дело оглядываясь на Радлова. Радлов протер лицо платком, сняв толстый слой пыли, уточнил время по наручным часам, понял, что до конца смены еще далеко, и спрятался в бараке для отдыха.
Оставшиеся три часа безвылазно просидел там, закрыв глаза и пытаясь хоть немного, хоть пару минут поспать – тщетно.
По окончании рабочего дня он вывалился на улицу шаткой глыбой и неспешным шагом отправился в сторону дома.
Было тепло, но не жарко. Солнце закуталось в облачную пелену, небо было белое, как снег. Посредине его разрезала сероватая полоса заводского дыма.
Радлов шел по неровным холмам, вдыхал медный воздух, пытаясь им насытиться и привести себя в чувства. Тяжелые веки скользили книзу сами собой. Глаза невыносимо жгло от полопавшихся сосудов.
Впрочем, приметив у своего особняка, слева от ворот, семерых человек, Петр вспомнил о вчерашнем предупреждении и более-менее встрепенулся. Шалый расхаживал взад-вперед и трясся от кровожадного нетерпения. Рябой что-то ему нашептывал, бегая хвостиком позади. Еще четверо человек стояли в стороне с камнями в руках. Ленкин муж был отдельно – курил и явно старался избежать участия в запланированном преступлении.
Петр замер на мгновение, а затем упрямо двинулся вперед, прямиком на толпу.
– Меня, что ли, ждете? – спросил он громко.
– Бейте его! – завизжал Шалый.
Люди постояли некоторое время в нерешительности, кто-то крикнул: