Мужчина тут же приобрел приглянувшийся дом у одного местного горемыки, причем сторговался таким образом, что прежний хозяин просто не мог не согласиться да через день покинул селение. Непринужденная легкость, с которой приезжий совершил покупку, вкупе с приличным автомобилем и барскими замашками явно указывали на богатство – богатые же, как известно, предпринимают что-нибудь этакое либо от скуки, либо с целью преумножения своего капитала. Местные принялись на этот счет гадать, по деревне поползли слухи.
Говорили о Радлове много, и много плохого – то крайнюю расточительность припомнят, указывая на покупку жилища, то, наоборот, про скупость затянут, иначе, мол, состояние не нажить. Иные вовсе утверждали, будто и нет никакого состояния, а так, одно притворство. Последние-то, пожалуй, почти угадали, ибо был Радлов ни щедр, ни скуп и нисколько не расточителен, да вот средства его действительно поиздержались и оскудели.
Впрочем, до тех пор, пока это не открылось, на женскую половину населения приезжий производил до невозможности сильное впечатление – таинственностью своей и обеспеченностью. Приглянулся он тем же и Тамаре, и женщина потихоньку начала обдумывать, как бы чужака привлечь. Даже от Луки отгородилась, но не слишком – ровно настолько, чтобы в случае неудачи можно было запросто обратно сойтись, объяснив все плохим настроением.
Когда же подробности из жизни чужака стали раскрываться, интерес деревенских жительниц заметно угас.
Петр Александрович нажил капитал в другом поселении, где наладил добычу полезных ископаемых, да беспечно от нее кормился, пока месторождение не иссякло. Тогда отправился он в столицу, попытать свои силы и тоже по возможности наладить какое-нибудь дело, но что-то не пошло – человек хотя предприимчивый, да не столичный совсем, воздух продавать не умел.
В какой-то момент обнаружилось, что нажитый прежде капитал от городской жизни чахнет, и Радлов решил пройти проторенной дорожкой – отыскать поблизости местность, в которой имелись бы признаки тех или иных полезных руд, вложить в предприятие остатки капитала и вновь, что называется, встать на ноги. Так уж вышло, что требованиям его отвечала лишь сердцевина старой горы, где ютилось здешнее поселеньице.
Жители разузнали об этом замысле, из случайных разговоров да обмолвок по крупицам собрали все сведения да тут же подняли чужака на смех, потому как всю жизнь внутри разрушенной горы прожили, но что-то ни о каких глупостях навроде руды не помышляли. Препятствия чинить они, конечно, не стремились, а вот поиздеваться могли запросто. К примеру, когда Радлов отправлялся бродить по холмам, какой-нибудь пьянчуга обязательно кричал вдогонку:
– Что, Радлов, нашел свою нефть? – после чего принимался хохотать, как умалишенный. Примечательно, что пьянчужки эти чередовались, будто некий негласный дозор, однако выкрикивали всякий раз одно и то же – то ли ум нетрезвый скуден на выдумки, то ли сговорились все.
Только нипочем все было Радлову – ежедневно на восходе солнца отправлялся он к зубчатым глыбам, торчащим из-под земли вокруг поселка. Карабкался по крутым откосам, выдирал голыми руками засохшие корневища деревьев, рвал кустарник. Ворочал огромные валуны, разламывал камни в крошку, ползал по склонам – неуклюжий и жуткий, словно доисторический ящер – да все искал, искал, искал. Уж неизвестно, на что он опирался в своих исследованиях: то ли на опыт прошлых лет надеялся, то ли познания какие имел академические, а то ли чутью доверял.
Прошло время, позабыли все о чудаковатом гиганте, копающемся в останках горы, Тамара вновь бедного Луку к себе подпустила, смирилась, как вдруг по деревне слух прошел – мол, отыскал Радлов нефть-то.
И действительно отыскал, только не нефть вовсе, а довольно богатую медную жилу.
Почти сразу Петр Александрович отправился в Город – ему предстояло найти партнеров для финансовой поддержки, ибо собственный капитал, увы, был чересчур мал для столь масштабного предприятия, и оформить документы, дозволяющие начать разработку месторождения и строительство медеплавильной фабрики.
Пока Радлов ездил, у Инны Колотовой состоялся с Тамарой долгий разговор, во время которого мать убеждала последнюю внимательней к чужаку приглядеться, партия-то весьма завидная.
– Уж Луки твоего побогаче, – убеждала Инна. – Человек практичный, выгоду извлечь умеет, не то, что наши мужики. С ним и дочку всем обеспечишь. Хоть ее, родимую, в люди выведешь, коли сама дура.