Достоверность заметок информированного арестанта Каламатиано подтверждается материалами Петроградской ЧК, арестовавшей вместе с Шатовым его актрис-содержанок. Так, 18-летняя балерина Т. Горская призналась, что сначала жила с чекистом Н. И. Бахманом, а с февраля 1919 года сошлась с Шатовым, который платил ей за ночь 2 тыс. рублей, посещая каждые две недели. В домовый комитет бедноты шли заявления жильцов о грандиозных кутежах в трех квартирах дома на Коломенской, которые, вероятно, и навели чекистов на след высокопоставленного жуира. Актрисы и поставщики алкоголя отсидели за красивую жизнь по нескольку месяцев, после чего 31 августа 1920 года дело на них прекратили с зачетом предварительного заключения, постановив в отношении Шатова следствие продолжать[525].
Но тот уже давно успешно руководил делами на другом конце страны, даже в формально другом государстве. В начале 1920 года Шатов, освобожденный по личному поручительству И. В. Сталина перед Политбюро ЦК[526], вынужденно сменил Петроград на Сибирь и Дальний Восток, где более года являлся одной из ключевых политических фигур ДВР. Власть нередко одергивала короткой опалой зарвавшихся своих, а потом снова гладила по голове и назначала на крупные посты.
Одним из виднейших большевиков Приморья, лидером фракции РКП(б) и уполномоченным правительства ДВР во Владивостоке являлся Р. А. Цейтлин – известный до революции харбинский контрабандист опиума, возивший его крупными партиями в Москву из Маньчжурии с помощью целой сети агентов (вероятно, он так пополнял партийную кассу) и не раз сидевший в китайских тюрьмах. Энергично готовивший свержение меркуловского правительства и сначала скрывавшийся в японском штабе, Цейтлин был застрелен 16 октября 1921 года тремя офицерами на конспиративной квартире[527].
Хватало бывших террористов, экспроприаторов, жуликов и на всех прочих этажах власти Дальневосточного региона. Комиссар горной промышленности Николаевска-на-Амуре в 1918 году коммунист И. А. Будрин, зверски пытавший николаевцев с целью вымогательства золота, до революции судился за растрату. Адвокат В. Н. Чайванов, в августе 1920 года назначенный генконсулом ДВР в Монголии, а затем работавший управляющим делами ГПУ в Москве, в 1917 году в Иркутске был исключен из адвокатского сословия за растрату[528]. С криминальным миром был связан К. В. Русский (Бреслав), назначенный в декабре 1920 года (при коалиционном правительстве Приморья под руководством В. Г. Антонова) заместителем начальника Политохраны. Ранее Русский арестовывался за уголовный проступок, а весной 1923 года его исключили из РКП(б) за связь с «уголовной шайкой анархистов-максималистов»[529].
Теракты во имя революции считались высшим подтверждением партийной лояльности. Председатель Читинской следственной комиссии А. П. Вагжанов в 1904 году вместе с сообщниками убил «провокатора»[530]. Работник Никольск-Уссурийской городской управы и член Народного собрания А. С. Лапа, в 1921 году работавший директором ГПО ДВР, имел «заслуженное» прошлое: в городе Конотопе Черниговской губернии после первой русской революции «сошелся с максималистами и с т. Панисицким организовали убийство жандарма Гусакова» (1907 год), а в феврале 1911 года скитавшийся по стране Лапа «поступил в Никольск-Уссурийские ж[елезно]д[орожные] мастерские, где[,] кажется[,] к июню месяцу организовал убийство ротмистра Яковлева, которое убийство кончилось только ранением». Несмотря на то что Лапа в 1917–1918 годах «участвовал во враждебных соввласти выступлениях», он был принят в члены РКП(б) и сделал карьеру[531].
Будущий премьер Дальневосточной республики П. М. Никифоров в 1909 году организовал с двумя солдатами кровавую «экспроприацию» почты на Иркутско-Ленском тракте. Как вспоминал Никифоров, «забрали только небольшую сумму, рублей двести, и два револьвера». Однако после ареста экспроприатора приговорили к повешению, заменив затем смертную казнь на 12 лет каторжных работ. (Для сравнения: сокамерник Никифорова получил шесть лет каторги за покушение на чиновника – заведомо более тяжкое преступление, чем грабеж на скромную сумму.) Компетентный эмигрантский источник поясняет причину сурового приговора: при «эксе» были убиты почтальоны, чьи револьверы, вероятно, и достались налетчикам. Мемуаристу, который с симпатией описывал матерых уголовников-смертников, сопротивлявшихся охране Иркутской тюрьмы, вспоминать о двух трупах за две сотни рублей показалось неудобным…[532]
525
Архив Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области. Д. П-9964. Т. 17. Л. 21, 22, 38, 43 об., 59–65, 135, 142–144, 204 (сведения доктора исторических наук В. С. Измозика).
526
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 2. Д. 6. Л. 1 (указано кандидатом исторических наук И. А. Курляндским).
528
530
Партизаны Прибайкалья: воспоминания участников гражданской войны в Бурят-Монголии. Улан-Удэ, 1957. С. 241–245.
531
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 17666. Л. 2 (автобиография А. С. Лапы); Ф. 372. Оп. 1. Д. 207а. Л. 66.
532