В конце марта 1918 года вятские большевики постановили реорганизовать местную Красную гвардию, пронизанную уголовным элементом и занимавшуюся самочинными арестами, обысками и конфискациями[548]. Как заявил один из расследователей, весной 1918 года в Вятке «…власть была гнила. Да и не власть то была, а пьяная компания, развращавшая матросов»[549]. Вятский советский работник в апреле 1918 года восклицал в письме к секретарю Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевичу: «Из кого состоят Советы и Красная гвардия? Здесь [в Пермской губернии] я нагляделся, это всё отбросы общества, хулиганы, воры, пьяницы, убийцы»[550].
Не очень многочисленные сибирские революционеры местного происхождения были маргинальными людьми, отвергавшими правила общежития и спокойно относившимися к уголовщине. В алтайской Волчихе, насчитывавшей к 1917 году 1350 дворов, проживали осужденные в период первой русской революции большевик Семён Усырев и его брат, Павел Усырев (эсер с 1904 года, отбывший 12-летнюю каторгу, член Учредительного собрания), а также неграмотный местный крестьянин Дмитрий по кличке Моргун, который ранее отбыл ссылку в Нарыме. Население Волчихи помнило бурный период первой русской революции, что, по словам мемуариста, вылилось в те «практические мероприятия 1914 года, во время мобилизации», которые проводили, «разбивая винные лавки, гоняясь за лесной стражей и полицией». Таким образом, многие села к 1917 году имели своих хорошо знакомых «вождей»[551], готовых к погромам и классовой резне именно как к «практическим мероприятиям».
Бывало, что местные советы спокойно относились к уголовным шайкам или персонам, не препятствуя их бесчинствам. Схваченный и осужденный еще при самодержавии «знаменитый» уголовник Дзюрга весной 1917 года оказался по амнистии на свободе и организовал новую шайку, неплохо уживавшуюся с красными властями Енисейской губернии. Эта банда, совершившая до 30 убийств, долго наводила ужас на жителей северной части Минусинского уезда. И только после бегства красных летом 1918 года Дзюрга был сразу арестован на руднике «Юлия» и доставлен в Минусинск[552]. Один из видных сторонников большевиков в уездном городе Берёзове Тобольской губернии, бухгалтер П. И. Сосунов, в марте 1918 года подрался в кинотеатре с солдатом, «ярым монархистом», и застрелил его из револьвера, причем от одного из выстрелов также погиб посторонний человек. Избежав наказания, Сосунов вскоре участвовал в большевистском перевороте[553].
Большевики по всей стране сознательно использовали криминал в своих целях, взамен разрешая ему грабежи и насилие. В мае–июне 1918 года Шадринский уезд Пермской губернии был охвачен огнем крестьянских восстаний. Мемуарист писал про «аресты, обыски, расстрелы… грабежи, выпуск из тюрьмы уголовных преступников, даже таких, как Петров и Кокшаров…»[554]. Действительно, М. Х. Петров (матрос-анархист, бывший член ЦК Балтфлота, местный комиссар административно-уголовного отдела) и Н. В. Кокшаров (уездный комиссар народного образования) в апреле 1918 года были арестованы за грабежи шадринских «буржуев». Тем не менее, чтобы справиться с нарастающим социальным протестом, шадринские большевики разрешили этой двоице набрать из местных уголовников добровольческий «Прорывной партизанский отряд левых эсеров и анархистов», помогли вооружить и экипировать его. В июне 1918 года в отряде Петрова было 70 штыков, что составляло 8% общей численности войск красных на Шадринском направлении[555]. Составленный из случайных и криминальных персонажей отряд пьянствовал, в боях почти не участвовал и вскоре разбежался, причем арестованных «прорывников» белые со временем отпустили под денежный залог. Для характеристики шадринских следственных и военных красных властей отметим, что изъятое у Петрова при аресте золото и серебро бесследно исчезло; через год с небольшим Петров вернулся в Шадринск и был повышен в должности, подвизаясь уездным военкомом[556].
Жестокость новых порядков неуклонно нарастала. Даже в сравнительно «вегетарианские» первые месяцы 1918 года, когда органы ВЧК были слабы, произвол большевистской власти, опиравшейся на отряды красногвардейцев и милицию, не ограничивался массовыми реквизициями, конфискациями, закрытием оппозиционных газет, произвольными арестами. Уже в конце 1917 года и начале 1918‐го красные с исключительной жестокостью истребляли офицеров, священников, интеллигенцию, казаков на территориях Крыма[557], Придонья, Украины, Туркестана, уничтожив тысячи людей. В других регионах террор разгорался медленнее, но не было в России таких мест, где не происходили бы многочисленные самосуды на почве имущественной и политической вражды[558].
554
556
557
См.:
558