Шли недели, и наше взаимное уважение переросло в теплую и уютную дружбу, дарившую ощущение надежности и покоя, в котором мы тогда так нуждались. Целый день я проводила на работе в отделе социального обеспечения. Приходя домой, садилась за машинку, которая всегда ждала меня в маленькой гостиной. Льюна работала в детском саду, а вечерами учила португальский язык.
Здесь, в квартире на Девятой Восточной улице, она призналась, что на Юге ее изнасиловали. Даже теперь мне трудно передать, в какой я пришла ужас, никак не могла поверить. Элдридж Кливер[5] тогда еще не писал, что он революционер-насильник и «практикуется» на черных женщинах, чтобы перейти потом к белым. И если я не ошибаюсь, Лерой Джонс[6] (так он звался в те времена, а теперь, конечно, Имаму Барака, что звучит еще самонадеяннее, чем «Ле Руа» — «король») не успел еще опубликовать свой совет черным юношам-повстанцам (как надлежит поступать бунтующим женщинам, он не объяснил): «Насилуйте белых девушек. Насилуйте их отцов». Он, понятно, придавал своим словам и буквальный смысл, и еще такой: изнасиловать белую девушку — все равно что надругаться над ее отцом. Негры, да и вообще мужчины, не улавливали, в чем тут особая жестокость, зато уж женщины любого цвета кожи ее безошибочно чувствовали и возмущались.
— Расскажи подробнее,— попросила я.
Она пожала плечами, назвала имя. Оно встречалось в газетах, правда, мелким шрифтом.
В Движении он не блистал и вообще ничем не выделялся. Я его видела как-то. Он мне не понравился: неотесанный какой-то, а негритянок называл «наши бабы». (Когда Движение только зарождалось, мы тешили себя мыслью, что черные мужчины хотят, чтобы все мы вместе были при них, потом уж догадались, что они понимали это буквально — принадлежали им.) В его внешности было что-то отталкивающее, хулиганское: развинченная походка, маленькие глазки, бугристая кожа, скверные зубы, да и тех маловато. Смешно, что именно он одним из первых выдвинул лозунг, который потом прочно связали с именем Стокли Кармайкла[7],— «Черная власть»! Стокли эту идею приписала пресса, потому что он был красивый, фотогеничный и бойкий на язык. А у того даже имя было какое-то уменьшительное — Фредди Пай, и это в век гигантов!
— Что ты делала?
— Старалась не поднимать шума.
— Почему ты не кричала? Уж я-то вопила бы как бешеная.
— А ты не понимаешь?
Я понимала. Мне показывали фотографию — труп Эммета Тилла, только что вытащенный из реки. Я видела снимки, где белые люди стояли вокруг костра и смотрели, как поджаривается тот, кто еще недавно говорил понятные им слова, пока они не вырвали у него язык. Еще как понимала.
— Что он хотел доказать?
— Не знаю, а ты знаешь?
— А может, он воспылал к тебе страстью? — спросила я.
— Вряд ли,— ответила она.
Мне вдруг стало стыдно. Потом я разозлилась. Просто рассвирепела. Да как она смеет такое рассказывать! — думала я.
Разве кто-нибудь знает, что думает об изнасиловании негритянка? Кто ее спрашивает? Кому это интересно? Да и разве она сама признается, что рискует быть изнасилованной гораздо больше, чем та белая, о которой идет здесь речь? Стоит заговорить об изнасиловании, в котором замешаны люди разного цвета кожи, и первая же мысль негритянки — спасти жизнь братьев, отца, сыновей, возлюбленного. Этот рефлекс вколочен в нее всей историей судов Линча. И во мне он тоже прочно сидит. Описывая в романе вымышленную сцену такого изнасилования, я три раза перечла автобиографию Айды Б. Уэллс[8] — все надеялась вымолить у нее прощение.
Я листала страницы и взывала к ее душе: «Пожалуйста, прости. Ведь я писательница». (Мне часто кажется, что стоит только исповедаться в своем призвании, и я заслужу вечное прощение, ведь писатель грешит не только постоянным желанием знать — как Ева, но и стремлением проникнуть в суть — тоже как Ева.) «Я не могу скрывать то, что сама жизнь мне открывает. Не хочу никого порочить, но я должна во что бы то ни стало распутать клубок своих переживаний — пусть только своих. Айда, я знаю, что ты всю жизнь пыталась спасти негров, обвиненных в насилии над белой женщиной, пыталась спасти их от озверевшей толпы ее сограждан. Я никогда не смогу так глубоко осознать, каково целому народу жить в вечном страхе суда Линча. Да еще эта клевета, что наши мужчины при одном виде белой женщины испытывают неудержимую похоть. Ты так убедительно показала, что негры, которых обвиняли в изнасиловании, были лишь невинными жертвами белых преступников, что я росла в полной уверенности, что негры не насилуют белых женщин. Вообще. Никогда. Оказывается, бывает: очень испорченные, совершенно ненормальные насилуют. Как ты посоветуешь мне писать о них?»
6
Джонс Лерой (род. в 1934 г.) — писатель, драматург, взял псевдоним Имаму Барака — Благословенный имам.
7
Кармайкл Стокли — один из организаторов СККН (Студенческого Координационного Комитета Непротивления).
8
Айда Белл Уэллс (1862—1931) —известная активистка борьбы за права негров, педагог, писательница, много писавшая о судах Линча.