— Ты счастлива, что возвращаешься к нему домой, а? — спросила Айрин.
— Я просто вне себя от счастья,— ответила сияющая Анастасия.
— Пиши,— сказала Айрин.— Я скучала по тебе.
— Неужели скучала?!
И Айрин обняла Анастасию. Это было не обычное, легкое объятие — за плечи. Она привлекла Анастасию к себе так, что колено чувствовало колено, бедро касалось бедра, грудь прижималась к груди, шея льнула к шее. И они стояли и слушали, как согласно и сильно бьются их сердца, полные горячей крови.
Выйдя из бара, они поравнялись с группой туристов, которые возбужденно тыкали пальцами в пространство. Айрин и Анастасия взглянули в том же направлении, и улыбка осветила их лица. Они думали, что наконец-то видят большую, как мираж изменчивую в очертаниях, гору, что возвышалась за сотню километров от них. Они ее не видели. Это было подножие другой горы, расположенной ближе, грандиозное подножие, массивные щиколотки, окутанные облаками, и казалось, что гора вкушает величайшее блаженство.
Перевод М. Тугушевой
Месть Ханны Кемхаф[26]
Недели через две после того, как я поступила в ученье к тетушке Рози, к нам пожаловала одна старая женщина, укутанная в полдюжины шалей и юбок. Она чуть не задыхалась под всеми этими одежками. Тетушка Рози (ее имя произносили на французский лад — Рози) тут же заявила, что знает имя гостьи, видит его словно начертанным в воздухе: Ханна Кемхаф, член общины Восточной Звезды.
Гостью аж оторопь взяла. (Да и меня тоже! Это потом я узнала, что у тетушки Рози заведена подробная картотека почти на всех жителей нашего округа, и хранит она ее в длиннющих картонных коробках под кроватью.) Миссис Кемхаф засуетилась и спросила, не знает ли тетушка Рози еще чего-нибудь про нее.
На столе перед тетушкой Рози стояла здоровенная посудина, вроде аквариума для рыб, только никаких рыб там не было. И вообще ничего не было — одна вода. Так по крайней мере мне казалось. Но не тетушке Рози. Не зря ж она так пристально высматривала что-то на самом дне, пока гостья терпеливо ждала ответа. Наконец тетушка Рози пояснила, что беседует с водой и вода поведала ей, что наша гостья только выглядит старой, на самом же деле она вовсе и не старуха. Миссис Кемхаф поддакнула — так, мол, оно и есть, и поинтересовалась, не знает ли тетушка Рози, отчего она выглядит старше своих лет. Этого тетушка Рози не знала и попросила самое гостью рассказать нам об этом. (Замечу кстати, что миссис Кемхаф с самого начала была вроде как не в своей тарелке — видно, стеснялась моего присутствия. Но после того, как тетушка Рози пояснила, что я учусь у нее гадальному ремеслу, гостья понимающе кивнула, успокоилась и перестала обращать на меня внимание. Я же постаралась стушеваться как могла, сжалась в комочек с краешку стола, всем своим видом давая понять, что уж кого-кого, а меня нечего стесняться или бояться.)
— Это случилось во времена Великой депрессии...— начала миссис Кемхаф, беспокойно ерзая на стуле и оправляя многочисленные шали, от которых ее спина казалась горбатой.
— Да, да,— подхватила тетушка Рози,— вы тогда еще были совсем молоденькой и хорошенькой, просто загляденье.
— Откуда вы знаете? — поразилась миссис Кемхаф.— Так-то оно так, да только к тому времени я уже пять лет как была замужем, и было у меня четверо маленьких ребятишек, а муж, что называется, не дурак погулять. Замуж-то я выскочила ранехонько...
— Вы сами были как дитя,— вставила тетушка Рози.
— Ну да. Мне об ту пору только двадцатый годок пошел,— согласилась миссис Кемхаф.— Ох и тяжкое было время — и у нас, и по всей стране, и, должно статься, во всем мире. Само собою, никаких телевизоров тогда и в помине не было, откуда нам было знать-то, так это или нет. По сию пору не знаю, додумались до них уже тогда или нет еще. А вот радио у нас имелось еще до депрессии: мой благоверный выиграл в покер. Потом, правда, пришлось его продать, чтобы было на что еды прикупить.
Короче, мы кой-как перебивались, пока я кухарила для рабочих на лесопилке. Поди-ка настряпай капусты на двадцать мужиков да напеки на всех кукурузных лепешек, а платили мне за то два доллара в неделю. Но вскорости лесопилку прикрыли, что же до моего благоверного, так он к тому времени уже давно сидел без работы. Как мы не померли с голоду — ума не приложу. Нам самим все время так хотелось есть, а ребятишки до того ослабели, что я общипывала капустные листья со стеблей, не дожидаясь, пока завяжутся вилки. Все шло в ход — и листья, и кочерыжки, и корни. А когда мы и это подъели, у нас ровным счетом ничегошеньки не осталось.