В этом месте миссис Кемхаф сделала паузу и глубоко вздохнула. Затем продолжала:
— Наконец подошел мой черед, и я оказалась перед стойкой, за которой стояла молоденькая дамочка. Бобами там пахло — спасу нет, а уж при одном виде свежих кукурузных лепешек слюнки у меня так и потекли. Я хоть и гордячкой была, но ведь не привередой. Мне тогда хотелось получить хоть чего-нибудь для себя и своих ребятишек. Вот я и стояла перед ней, а голодные малыши уцепились за мой подол, только я старалась держаться как можно лучше и старшенькому велела не горбиться — не милостыню же я пришла просить, а то, что причитается мне по праву. Я не какая-нибудь там побирушка. Так вот, знайте, что сотворила эта куколка с огромными голубыми глазами и желтыми волосенками, эта деточка: она взяла мои талоны, смерила взглядом меня, и моих детей, и моего мужа — с чего это, мол, вы все так вырядились?— брезгливо осмотрела талоны, словно они были заляпаны грязью, и... отдала их старику, завзятому картежнику, который стоял за мной. «Судя по вашему виду, Ханна Лу, вы не нуждаетесь в продуктах, которые здесь выдают»,— сказала она. «Но мои дети голодны, мисс Сэдлер»,— возразила я. «По их виду этого не скажешь,— отрезала она.— Проходите. Здесь есть люди, которые действительно нуждаются в нашей помощи». В очереди за мной захихикали, загоготали, а эта маленькая белая куколка тоже вроде как усмехнулась, прикрыв рот ладошкой. Старому картежнику она отвалила вдвое против того, что ему полагалось, а мне с детишками — ничего, хоть подыхай с голодухи.
Как только до моего супружника и его крали дошло, что случилось, они так и покатились со смеху; он быстренько подхватил ее пакеты со жратвой, целую кучу пакетов, помог ей запихать все это в чей-то автомобиль, и они на пару, прямо в том же драндулете, и укатили. С тех пор я его не видела. И ее тоже.
— Их обоих смыло с моста при наводнении в Тьюника-сити, не так ли? — спросила тетушка Рози.
— Так оно и было...— кивнула миссис Кемхаф.— Кто-нибудь вроде вас мог бы тогда помочь мне поквитаться с ним, но нужда в том отпала сама собою.
— А потом?..
— Потом я вконец пала духом. Кто-то подвез меня с ребятишками до дому, и когда я вышла, меня мотало из стороны в сторону, как пьяную; дома я уложила детей в постель. Они у меня были славные, послушные и не доставляли много хлопот, хоть и плохо соображали от голода.
Глубокая печаль отразилась на лице нашей гостьи, которая до тех пор казалась сдержанной и бесстрастной.
— Сперва заболел и помер один, за ним другой... Дня через три или четыре после той истории ко мне заявился старик картежник и поделился остатками еды, которую он получил. Он чуть было не спустил все это в карты. Но господь внушил ему сострадание к нам, а так как он знал нас и знал, что муж меня бросил, то сказал, что рад нам помочь. Но было поздно — дети совсем ослабели. Один только господь и мог их спасти, но ему было не до нас, мало ли у него дел. К примеру, надо было уладить свадьбу той подлой маленькой куколки, назначенную на ближайшую весну.
Миссис Кемхаф говорила стиснув зубы.
— Моя душа так и не оправилась от унижения, как и сердце не оправилось от мужней измены, как тело не оправилось от голода. В ту зиму я начала слабеть и год от году чахла и хирела. В один из тех годов я совсем потеряла гордость и, навроде той шлюхи, что увела моего мужа, начала подрабатывать в публичном доме. Затем пристрастилась к выпивке — очень уж хотелось забыться, а потом и вовсе сломалась, разом постарела и стала такой, как вы меня сейчас видите. Лет пять тому назад меня потянуло в церковь. Меня заново причастили — я боялась, что причастие потеряло силу. Но покоя я так и не обрела. По ночам мне снятся кошмары про ту куколку, и всякий раз мерещится, будто она опять, под общий хохот, топчет мою душу и усмехается, прикрывшись ладошкой.
— Есть способы исцелить душу,— молвила тетушка Рози,— точно так же, как есть способы сломать ее. Но даже мне не под силу сделать и то и другое одновременно. Если мне удастся снять с вас бремя позора, то придется переложить его на кого-то другого.