По приказу Гитлера было введено правило: все секретные документы должны передаваться только через офицера.
Гитлер распорядился, чтобы большинство танковых и механизированных дивизий перебросили на восток в срочном порядке в самую последнюю очередь.
Казалось бы, все меры предосторожности были приняты. Начальник военной разведки абвера адмирал Канарис докладывал Гитлеру, что на границе с Россией «все спокойно»: многие части Красной Армии но расписанию выехали в летние лагеря. Бронетанковые и механизированные соединения по-прежнему находятся в местах своей дислокации. Танки и автомобили стоят в боксах на колодках. Идет перестройка приграничных полевых аэродромов, а на центральных аэродромах скопилась вся авиация западных военных округов.
Неожиданный переворот в Югославии — свержение профашистского правительства и приход к власти правительства Симовича — спутал планы.
Гитлер бросил на подавление «мятежа» несколько бронетанковых дивизий.
Дату нападения на Советский Союз пришлось перенести на июнь месяц. Гитлер нервничал: удастся ли сохранить тайну — день и час нападения?
14 июня, как только вышли утренние газеты, министр иностранных дел фон Риббентроп позвонил Гитлеру:
— В газете «Правда» опубликовано сообщение ТАСС.
Гитлер приказал Риббентропу срочно приехать к нему.
Ознакомившись с сообщением, Гитлер сказал:
— Русские насторожены… Но они не догадываются.
— Мой фюрер, подготовить ответ? — спросил Риббентроп.
— Ни в коем случае! Мы будем держать их в напряжении до последнего часа…
Утро двадцать второго июня было ясным, солнечным. Из окна квартиры Шандора Радо виднелась гладь Женевского озера. Величественный Монблан упирался в синеву неба своей снежной вершиной. Она почему-то напоминала Шандору большую сахарную голову. Такие головы стояли в магазине Веркеши на углу узенькой улочки в Уйпеште, где родился Радо.
Такая голова была предметом мечтаний друга его детства Фодора Ласло, паренька из рабочей семьи.
Целая такая «голова» стоила, конечно, слишком дорого, но когда Шандору удавалось выпросить у своего отца немного денег, они с Фодором бежали в магазин Веркеши, и хозяин откалывал им сверкающий белизной кусок рафинада…
Шандор распахнул окно: прохладой, свежестью потянуло от серебрящейся на солнце глади Женевского озера.
Жена Радо возилась на кухне.
— Лена, я вниз за газетами! — крикнул он ей.
У Лены в то утро было много хлопот. Двадцать второе выпало на воскресенье. Женщина, которая приходит ей помогать в будние дни, сегодня не придет. Пока мать Лены будет гулять в парке Мон Репо с внуками, надо успеть приготовить завтрак и убрать квартиру.
Семья Радо занимала пять комнат на шестом этаже в семиэтажном доме, неподалеку от центра. В одной комнате помещались дети с бабушкой, во второй — они с Шандором, в третьей — домработница, четвертая была общей. Пятая же комната служила помещением для издательства «Геопресс».
Шандор спустился вниз за газетами. Неподалеку от их дома находилось огромное здание Лиги Наций, а также здание Международного Красного Креста. Возле этих зданий в газетных киосках можно было купить газеты на любой вкус. На прилавках рядом с лондонской «Таймс» и французской «Фигаро» лежали газеты фашистской Германии «Фёлкишер беобахтер» и «Ангрифф».
У Шандора это вошло в привычку: утром спускаться за газетами, быстро просматривать их, а потом садиться за работу.
Но сегодня, в воскресенье, после того как Лена управится по хозяйству, они собирались поехать покататься на пароходике по Женевскому озеру.
Лена услышала звук отпираемой двери и еще с порога — голос Шандора.
— Пока все спокойно, — сказал он.
Лена поняла, что Шандор по дороге уже успел заглянуть в газеты, которые в то утро вышли с обычными заголовками.
Лена была ближайшей помощницей мужа, его связной. Она помогала Шандору шифровать материалы и, следовательно, знала все, что знал он. Она хорошо понимала то нервное напряжение, которое испытывал он в эти июньские дни сорок первого года.
Она сама испытывала это напряжение. По материалам, которые они получали из разных источников, она знала, что война Германии с Советским Союзом может начаться в самое ближайшее время.
Шандор включил приемник. Будапешт передавал музыку Листа.
Лена вышла на кухню. В это время Радо перевел шкалу настройки на Берлин и тотчас же услышал голос Гитлера. Гитлер говорил уже на самых высоких тонах. Обычно на таких тонах он заканчивал свою речь, местами переходя на крик: