Турин впился взглядом в Опущенникова, вон он водит носом по листку, что разгладил перед собой, чешет, не переставая. Чему учит его и других? Шпарит по бумажке, сочинённой ещё комиссаром-демократом, бестолковым крикуном, ни черта не разбиравшимся в том, как бороться с урками, как гноить нечисть. А ведь Ленин провозгласил лозунг — очистить государство от преступного элемента.
Ну а этот губошлёп!.. Что он им талдычит? Слушать тошно: «Никто не может быть задержан более чем на 24 часа… Стрельба на улицах возможна лишь в исключительных случаях… милиционер должен стараться не причинить вреда гражданам!..» Каким гражданам? Ворам, грабителям и мокрушникам?
— Василий Евлампиевич! — услышал Турин словно сквозь пелену голос Опущенникова, — Василий Евлампиевич!
— Заснул? — ткнул его в бок сосед.
Турин лениво поднялся, словно действительно дремал.
— А ваш агент… этот… как его?..
— Ковригин.
— Да-да. А ваш агент Ковригин знал инструкцию? Ведь он угрохал трёх человек!
— Так точно, товарищ начальник! Знал. Поэтому и стрелял.
— Сомневаюсь.
— Оборонялся он. Нападавших трое было. — Турин оглядел присутствующих, словно убеждая их, а не бюрократа, председательствующего за столом.
Присутствующие засмолили папиросы злее, дыму в кабинете прибавилось. Даже скучавшие ранее и действительно дремавшие были сейчас на стороне провинившегося и, не скрывая, поддерживали Турина. Он подметил это и повеселел.
— Оружия при убитых не оказалось, — сомневался начальник.
— А кто его искал? Моих ребят туда не допускают! — буркнул Турин.
— Мне доложили…
— Бандиты выбросить стволы могли. Обычно так и поступают, если прищучить.
— Финка была у одного да ножи у остальных.
— А смит-вессон, что нашли у моста?
— Он от трупов далеко оказался.
— Выходит, ствол Ковригин им подбросил?
— Не знаю, подбросил, обронил кто… Я вынужден издать приказ о служебной проверке происшедшего. После и решу по закону или нет применено оружие вашим сотрудником. Надо ли было лишать жизни трёх граждан.
— Трёх бандитов, — пробурчал Турин. — Их личности уже установлены. Это гастролёры из Ростова. Все судимы ранее. И не один раз.
— Ковригина от должности отстранить, — будто не слыша, продолжал начальник. — Найдите ему занятие другого рода. И пусть сдаст табельное оружие.
— У меня другой работы нет. Метлу дам. Пусть улицы метёт.
По залу пробежали и ропот, и смешки.
— В портовый садик отправьте. С метлой-то ему сподручнее.
— Уркоганов метлой не погнать, — дерзил, не сдерживаясь, Турин. — А там их целое лежбище.
— Вы же и распустили.
— Моё дело раскрывать да ловить.
— Вот что! — прихлопнул рукой по столу начальник и приподнялся. Такое случалось не часто. — Василий Евлампиевич, ваши заслуги известны, однако никому не позволено!..
— Товарищ начальник! — в открывшуюся дверь кабинета заглянул взволнованный дежурный.
— Что у вас? — развернулся к нему Опущенников.
— Там звонят.
— Я же просил во время совещания меня не беспокоить!
— Там из губкома!
— Скажите, я перезвоню сам, как только закончу совещание.
— Там из приёмной секретаря губкома…
— Кто?!
— Наверное, Странников… — не совсем уверенно подсказал Турин.
— Василий Петрович? А он с какой стати? — начальник метнул вгляд в Турина.
— Меня, наверное, не нашёл, вот вам и звонит, — лениво поморщился начальник розыска.
— Вас? Его интересует убийство трёх бандитов?
— Не думаю. А впрочем, чем чёрт не шутит.
— С каких пор уголовники стали интересовать секретаря губкома? Вы что-то не договариваете, Василий Евлампиевич? В парке бандитом был ранен гражданин, которого Ковригин в больницу водил… Он не имеет отношение к губкому?
— После перевязки чуть дёру не дал, — хмыкнул Турин. — Просил, чтобы фамилия его нигде не фигурировала.
— Вот-вот! — насторожился начальник. — Он как раз и может быть из губкома. Как его фамилия?
— Иорин его фамилия.
— Имелся у них такой человек…
— Этот Иорин, извините, предпочитал дамочек лёгкого поведения, а не партийные кабинеты.
— А что ж тогда Василий Петрович? — поджал губы начальник в недоумении. — Почему звонит?
— Думаю, из-за Ковригина.