Поэтому спартиаты разбавляют своё вино водой. Пьём мы его, чтобы лучше утолить жажду в походе и предохраниться от болезней живота! Изнеженные афиняне и фиванцы пьют вино для удовольствия. Оно сладкое, притупляет ум и размягчает тело. Запомните пагубные свойства вина, чтобы никогда не походить на этих скотов, с которыми каждый волен поступить вот так! — Закончив речь, Лисикл принялся мочиться на лежащие у его ног тела. Он старался попасть в издающий пьяный храп рот молодого илота; тот захлёбывался, булькал и вертел головой во сне.
— Теперь вы! — И юные спартиаты, обступив свои жертвы, с хохотом последовали примеру ирена...
— Послушай, Мелест, — Лептин толкал осла, в то время как его приятель пытался затащить упиравшееся животное в дверной проём — что, если мы припрячем часть запасов с повозки только для нас двоих?
— Ничего не выйдет. Разве ты не видел, как любимчик ирена Килон всё время крутился рядом с ней! Наверняка Лисиклу уже точно известно, сколько чего везли илоты. А он не упустит случая лишний раз доказать, что пытаться его обмануть — дело зряшное.
Агела, построенная в колонну по два, шагала обратно. Идущий чуть в стороне ирен на этот раз позволил такую вольность, как разговоры в строю. Он знал — подростки восхищаются своим вожаком, сумевшим добыть нелишнее дополнение к их скудному рациону, да ещё сопроводить это таким увлекательным зрелищем!
После того как колонна втянулась во двор, Лисикл остался снаружи ограды, не спеша следовать за ней. Шестнадцатилетний крепыш Килон подошёл к своему начальнику и покровителю. Тот, улыбнувшись про себя сообразительности любимца, произнёс:
— Завтра, ещё до рассвета, пойдёшь искать покупателя для осла и повозки. Не вздумай предлагать в городе — хозяин может опознать имущество. Ищи подальше на фермах богатых периэков. Нужно получить полновесные драхмы и оболы[50], а не железные палки.
— Понял. Скажи, Лисикл, почему ты оставил в живых того, второго?
— Пусть ужаснётся содеянному, когда вылезет из мерзкой лужи, где спит так сладко. Убьют его или односельчане, или хозяин. Мы же видели драку двух пьяных илотов у рощи, один из них погиб, и только...
— Подойди ко мне, Лисикл! — прервал их разговор голос худощавого мужчины, остановившегося, опираясь на посох, шагах в десяти от молодых людей.
— Слушаюсь, педоном[51], — чуть не бегом рванулся к нему ирен.
IV
Мягкий свет небольшого серебряного лампиона изливался на низкий столик эбенового дерева, где до времени покоился жареный с вином барашек. Как только пустел кубок одного из двух возлежащих подле столика пирующих — из тьмы бесшумно возникал молодой раб, и сосуд вновь наполнялся рубиновой струёй благоуханного напитка.
— Клянусь собакой, благородный Поликрат, — обратился Эвтидем к хозяину — мужчине чуть старше шестидесяти лет, — после твоих угощений к чёрной похлёбке тянет не больше, чем к ладье Харона!
Поликрат неторопливо расправил складку роскошного гиматия[52] и обратил украшенную тугими волнами седин крупную голову к собеседнику:
— Тиссаферн[53] в Сузах[54], куда я сопровождал Анталкида[55], пытался разгадать секрет силы спартиатов. Интересовался он не только нашими воинскими упражнениями, но и тем, что мы едим. Анталкид не стал делать из этого тайны. Сатрапу[56] приготовили чёрную похлёбку — в точности как нашу. Надо было видеть, как плевался перс, отведав варева из бобов с бычьей кровью! На его вопрос, как вообще можно есть такую гадость, Анталкид гордо ответил: «Чтобы оценить вкус нашей пищи, нужно родиться на берегах Эврота!»
52
Гиматий — верхняя одежда в виде прямоугольного куска ткани; надевался обычно поверх хитона.
53
Тиссаферн — персидский сатрап, с которым Спарта вела борьбу за гегемонию над греческими городами Малоазийского побережья.