Воодушевление было всеобщим — стратег знает пути к победе, и если решил дать сражение, то наверняка готовит противнику вторые Левктры. Нужно только как следует постараться, и Ника осенит их тенью своих крыльев...
Сумерки принесли с собой звуки флейт, кифар и тимпанов. Ксандр, рискуя вновь навлечь гнев командира, вместе с царевичем Филиппом, Лагом и увязавшимся за ними Парменом отправился к кострам гоплитов. Здесь было на что посмотреть: вот полуобнажённые воины, почти целая эномотия, под монотонно-зловещую мелодию флейты застыли, как изваяния, в позе атакующего копьеносца. Руки словно сжимают оружие, полусогнутая левая нога впереди, правая твёрдо упирается в землю.
Наивысший момент схватки. Держись, гоплит, дави, что есть сил, вперёд, и сдерживай напор противника. Тело твоё должно быть воистину железным, иначе сокрушатся рёбра, сплющатся лёгкие, лопнет сердце под страшным давлением стиснувших со всех сторон человеческих тел.
Флейта меняет тональность, и танцоры делают медленный шаг вперёд, словно преодолевая тяжесть фаланги противника, застывают в промежуточной фазе, проверяя свою устойчивость, принимают новую позу и опять напрягают мускулы так, что они, кажется, вот-вот лопнут. Оскал сжатых до хруста зубов, налитые кровью глаза....
— Не навестить ли нам вторую синтагму? — предложил жизнерадостный Лаг; очевидно, мелодия, рисунок и мрачный характер танца-упражнения пришлись ему не по вкусу.
Филипп рассудил иначе. Он смотрел внимательно, серьёзно, и, как показалось Ксандру, размышляя о чём-то важном.
Гоплиты второй синтагмы не обманули ожиданий Лага: кифары, флейты, тимпаны и кимвалы — целый оркестр играли бойко и весело, так, что ноги сами собой отбивали такт. Зрители помогали музыкантам ритмичными хлопками ладоней, а шеренги воинов, положивших руки на плечи друг другу, неслись в стремительном танце, словно одно тело.
— Таким путём вырабатывается чувство соседа в боевом строю и единства в фаланге, — объяснил Ксандр.
— Неплохие ганцы, — отметил Филипп. — Пожалуй, нашим македонянам стоит их разучить!
— Я слышал, самые интересные развлечения в «священном отряде», мой господин, — заискивающе склонился перед царевичем Пармен. — Представь, его бойцы устраивают соревнования в борьбе, и победитель тут же насилует побеждённого!
— Довольно! — прикрикнул Филипп. — Уже поздно, а нашему другу необходимо хорошо отдохнуть. Увидите, Эпаминонд поднимет войска ещё до рассвета! Удачи тебе и победы, — обнял он Ксандра, прощаясь.
— Счастливец, — с завистью произнёс Лаг, глядя вслед молодому кавалеристу. Как хочу я быть на его месте!
— Зачем, Лаг? — удивлённо взглянул царевич. — Это не наш праздник. Ксандр теперь фиванский гражданин и сражаться за отечество его обязанность, ты же смотри, запоминай и готовься... действовать по моему приказу в нужный час!
— Так мы не пойдём к «священному отряду»? — вновь с робкой надеждой спросил Пармен.
— Хватит гнуть передо мной спину, я не восточный деспот. Завтра посмотришь на своих любимцев. После битвы за Спарту их упрекали за то, что они не ворвались в город, так как тут же, на поле боя, принялись удовлетворять свои противоестественные страсти с пленными и ранеными врагами. Поэтому завтра бойцы «священного отряда» будут сражаться, как львы.
Филипп оказался прав — войска подкрепились скудным завтраком ещё в темноте, а перед восходом солнца длинными колоннами уже тянулись из лагеря. Четырнадцатитысячная фаланга зависла с севера над лагерем спартиатов и афинян, а фиванские и фессалийские всадники гарцевали близ позиций боевого охранения противника.
Ификрат и Агесилай не стали медлить с ответом: колонны афинской и лаконской пехоты бегом покидали лагерь и устремлялись к некой только им известной линии, где один лохос с завидной чёткостью примыкал флангом к другому, образуя монолит. Видно, порядок действий союзников был давно и тщательно согласован.
Длинная, поблескивающая густой щетиной копий стена была недвижима — что за любезность со стороны Эпаминонда? Не использовал преимущество в боевой готовности, позволил беспрепятственно сформировать боевой порядок, предоставляет возможность противнику атаковать первым... что задумал его изощрённый ум?