Ехавшие шагом вслед за военачальником катафрактарии в своём невозмутимом спокойствии напоминали железные статуи: пусть они и не принимали участия в штурме, без награды не останутся. Ведь именно под их копьями и мечами лёг «священный отряд», фиванская военная гордость, все сто связанных противоестественной склонностью пар.
Колышутся длинные древки, увесисто стучат копыта тяжёлых жеребцов в металлических налобниках и нагрудниках.
Военачальник передёрнул плечами, отбросил за спину алый плащ: всё-таки он лаконец. Солнечный свет заиграл в затейливой чеканке и зеркальной полировке железных доспехов, кровавым огнём вспыхнул рубин, украшающий эфес меча.
«Неразумные фиванцы, — ещё раз подумал он. — Дерзнули встать на пути великих свершений. Хороший урок другим, хотя, надо отдать должное, успех дела Филиппа во многом объясняется тем, что смысл его поняли и приняли многие граждане многих полисов Эллады...»
Немолодой пехотинец захлопал бичом, чтобы прижать к стене колонну пленных горожан и освободить дорогу гетейрам. Возникла давка. Несчастные прянули под ударами, словно испуганные овцы, сбив с ног высокого седого мужчину; тот не успел подняться и сразу же вызвал ярость конвоира.
Взгляд военачальника невольно остановился на лице молча сносившего удары старца; руки натянули поводья.
— Прекратить! — велел он, соскочив с коня. — Зенон? Как ты оказался в Фивах?
— Привет тебе, Ксандр, — усмехнулся, вытирая кровь, учёный. — Много слышал о твоих успехах. А теперь увидел.
— Мы разыскивали тебя до самой гибели Эпаминонда. Как удалось тебе вернуться в Элладу?
— Долгий рассказ, ты же сейчас слишком занят, не так ли?
— Думаю, случай побеседовать не торопясь ещё представится нам. Могу лишь догадываться о выпавших тебе испытаниях; но знай, царь Филипп высоко ценил знания и пытливый ум. Александр ничуть не уступает отцу. Ты займёшь достойное место при его дворе!
— Согласен с тобой, Ксандр, но только в одном: Филипп действительно нуждался в знающих людях с пытливым умом, чтобы подмять всю Элладу. Кто-то хорошо помог ему в этом. Когда-то я отказался служить Дионисию Сиракузскому, не стал также помогать Эпаминонду. Мой ответ тебе известен...
Полководец отступил на шаг, в задумчивости поднёс руку к аккуратно подстриженной, как у покойного царя Филиппа, украшенной проседью бороде.
— Всё же я очень хочу сделать что-нибудь для тебя.
— Даже ты при всём своём желании не можешь вернуть свободу этим людям, но среди них есть мой ученик, почти мальчик...
— Освободить этих двоих, — приказал Ксандр подобострастно смотревшему на него конвоиру, когда худой испуганный подросток в рваном хитоне занял место подле своего наставника. — Скажи, Зенон, тебе действительно не нужно ничего больше? Что ж, мой адъютант проводит вас до афинской дороги...
Пыльная лента пленных потянулась в одну сторону, сверкающая металлом колонна всадников — в другую. Философ положил руку на плечо мальчика и, качая головой, смотрел на широкие, покрытые железом и бронзой спины воинов, на могучие лоснящиеся крупы боевых коней.
— Нескоро... о, как нескоро, — шептали его губы.