Евгений Матонин
КРАСНЫЕ
© Матонин Е. В., 2018
© Издательство АО «Молодая гвардия»,
художественное оформление, 2018
«И ИЗ КРАСНОГО СОСТОЯНЬЯ…»
Все знают, что в октябре 1917 года в России пришли к власти красные. Потом красные разбили белых, и на семьдесят с лишним лет одна шестая часть суши на Земле оказалась выкрашенной в алый цвет. Как в символическом, так и в буквальном смысле — на советских географических картах территорию СССР обычно изображали красной. А какой же еще ей быть?
В советской жизни не было, пожалуй, ни одной области, где бы так или иначе присутствовал этот цвет. Конечно, не просто так, а с особым, идеологическим смыслом. Красная армия, духи «Красная Москва», заводы и фабрики «Красный треугольник» или «Красная роза», колхозы «Красный рассвет» или «Красный луч», газета «Красная звезда» и т. д.
Уже в перестройку одна из первых пластинок советского рока, изданного в Америке, называлась «Красная волна», а еще раньше Иосиф Кобзон пел о памятнике Че Геваре, который во время правления военной хунты Пиночета в Чили отправили на переплавку:
Люди, о которых пойдет речь в этой книге, тоже никогда не выходили из «красного состоянья». Они приложили много сил для того, чтобы в России на несколько десятилетий победила «красная идея». Всем им это стоило жизни. По разным причинам, в различных обстоятельствах, но — стоило. Кем же они были и зачем им нужно было жертвовать и собой, и другими во имя нее?
…Бурный «красный поток», смывший в конце концов старую Россию, состоял из многочисленных «рек», «ручьев» и «течений» различных оттенков — от бледно-розовых до кроваво-красных и багрово-черных. Если же использовать политическую терминологию, то — от весьма умеренных социалистов, осторожных реформаторов до «максималистов», анархистов и буйных «красно-черных» или «красно-зеленых» повстанцев и партизан.
Отношения сторонников различных оттенков «красной идеи» между собой были сложными и запутанными — от союзов до вооруженной борьбы. «Красные» большевики, к примеру, воевали с такими же «красными» левыми эсерами в Москве в июле 1918-го, с «красно-черными» отрядами анархо-коммуниста Нестора Махно в 1919–1921 годах. При этом в то же самое время немало левых эсеров и анархистов сражалось в рядах самой Красной армии.
Для большевиков, претендовавших на монополию в трактовке «красной идеи», другие «красные» представляли, пожалуй, еще большую опасность, чем «белые», и с партиями, предлагавшими альтернативные «красные» планы преобразования общества, было в целом покончено очень быстро — к началу 1920-х годов. Уцелевших их лидеров уничтожили в 1930-е.
Потом настала очередь и самих большевиков.
Это ведь только потом они превратились в «стальную когорту» и «орден меченосцев», сплотившийся вокруг своего единственного и «величайшего в истории вождя». А до конца 1920-х в партии почти постоянно шли острые дискуссии и споры — даже буквально накануне вооруженного восстания в Петрограде в октябре 1917-го. Она переливалась всеми оттенками красного, да и ее лидеры не раз меняли свою «окраску».
Скажем, Лев Троцкий и Лев Каменев. Первый со временем превратился из «розового» почти что меньшевика в ярко-«красного» вождя «левой оппозиции» в РКП(б). Второй — в одного из лидеров этой же оппозиции из «правого большевика».
А вот Николай Бухарин проделал другой путь — от активнейшего «левого коммуниста» зимой — весной 1917–1918 годов до лидера так называемой «правой оппозиции» в партии в 1928–1929 годах. «Огненно-красные» оттенки его взглядов значительно поблекли, их как будто разбавили водой.
Да и сам Ленин, если вдуматься, время от времени становился то более, то менее насыщенно «окрашенным» в «красный» цвет — в зависимости от политической ситуации.
Но в конце концов большинство из тех коммунистов, которые выдвигали «красную альтернативу» «генеральной линии партии», были тоже уничтожены в 1930-е. В последние годы они, униженные и сломленные, перманентно каялись и усердно славили товарища Сталина, но это уже не помогло.
Другим «повезло» — им удалось уйти из жизни раньше, чем начался Большой террор 1930-х. Они умирали от болезней (как Леонид Красин), погибали в результате несчастных случаев (как Камо) или даже при постановке научных опытов на самом себе (как Александр Богданов).
Так или иначе, но в 1930-х годах в Советском Союзе уже практически не осталось тех, кто осмелился бы открыто излагать собственную «красную идею».
Но это не значит, что их не было никогда. Были.
Это и военачальники, и государственные деятели, и партизанские командиры, и ученые, и народные вожаки, и авантюристы, и карьеристы, и просто попутчики, и убийцы-садисты, и романтики-идеалисты, и многие-многие другие. Харизматические и колоритные личности.
Одних — например, одного из руководителей штурма Зимнего дворца Владимира Антонова-Овсеенко — можно было бы даже назвать «символами революции». Другие — Александр Богданов, Леонид Красин — сначала не приняли Октябрь, но остались в целом лояльными по отношению к нему. У третьих — как у легендарного боевика-большевика Камо — была почти безупречная с точки зрения советской власти биография, что часто не спасало их от ранней гибели. И так далее, и тому подобное.
Таких людей было много, для того чтобы хотя бы кратко пересказать их биографии, понадобилась бы не одна книга. Но в этой речь пойдет о пятерых большевиках, переживавших различные «красные» трансформации и метаморфозы. Конечно, можно было бы выбрать и других. Но своей волей автор решил взять именно этих. Вот и получилось пять таких биографических этюдов.
В багровых тонах.
Владимир АНТОНОВ-ОВСЕЕНКО
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ БРАЛ ЗИМНИЙ
Владимир Антонов-Овсеенко вполне мог бы стать одним из символов Октября 1917 года. Как, например, крейсер «Аврора». А как же иначе — ведь именно он был одним из руководителей захвата Зимнего дворца в ночь на 26 октября[1]. И объявлял Временное правительство низложенным и арестованным.
Сам он, как и положено, описывал этот момент в возвышенно-патетических тонах:
«Вот оно — правительство временщиков, последнее буржуйское правительство на Руси. Застыли за столом, сливаясь в одно трепетное, бледное пятно.
— Именем Военно-революционного комитета объявляю вас арестованными!»
Однако в глазах других очевидцев и современников фигура Владимира Антонова-Овсеенко в эти исторические дни выглядела совсем не монументально. Даже наоборот.
Вот, например, американский журналист Джон Рид, автор знаменитой книги «Десять дней, которые потрясли мир»: «В одной из комнат верхнего этажа сидел тонколицый, длинноволосый человек, математик и шахматист, когда-то офицер царской армии, а потом революционер и ссыльный, некто Овсеенко, по кличке Антонов».
Всего лишь «некто Антонов».
Или вот Маяковский. Описывая в поэме «Хорошо!» момент низложения Временного правительства, он упомянул об Антонове как-то мимоходом, безо всякого исторического пафоса, хотя и «повысив его в звании» (Антонов-Овсеенко не был председателем, а всего лишь секретарем Военно-революционного комитета):
1
До 1918 года даты приводятся по юлианскому календарю (по старому стилю), который тогда использовался в России. Даты, связанные с событиями за границей, — по григорианскому календарю. С начала XX века юлианский календарь «отстает» от григорианского на 13 дней. В случае необходимости используются двойные даты.