Большинство русских политических ссыльных не работали. Заставить работать насильно власти их не могли, да и часто в тех местах, где они находились, никакой работы найти было нельзя. В основном они занимались самообразованием, писали статьи и книги, по возможности занимались пропагандой среди местного населения. Многие из них потом признавались, что именно ссылка стала для них настоящей «школой» или даже «университетом».
С Красиным было по-другому. Прибыв в Иркутск, он вскоре обратился к генерал-губернатору с прошением разрешить ему работать на строительстве Транссибирской железной дороги, так как родители не имеют возможности содержать его в ссылке и он вынужден зарабатывать. В мемуарах Красин еще объяснял, почему он не занялся революционной пропагандой: «Ни о какой политической работе среди местного пролетариата тогда еще замышлять было нельзя за полным почти отсутствием больших промышленных предприятий». Объяснение не очень убедительное — он ведь, к примеру, мог вести «политическую работу» и среди строителей Транссиба. Но о ней он почему-то не упоминает. Кстати, МВД возражало против участия «политического ссыльного Красина» в строительстве, а вот местные власти — наоборот. Пока между «инстанциями» тянулась нудная переписка, весной 1895 года его задним числом все-таки взяли на службу чертежником и картографом. А еще через год Петербург нехотя дал формальное разрешение на его «допуск» к строительству дороги.
Репутация Красина за это время настолько выросла, что ему предложили исполнять и обязанности инженера на строительстве железной дороги вокруг Байкала — хотя диплома инженера у него не было. Положили ему и весьма солидное по тем временам жалованье — 2400 рублей в год. Наконец, в октябре 1896 года распоряжением министра внутренних дел Ивана Горемыкина Красину за работу на строительстве дороги и «примерное поведение» сократили срок ссылки на год — до 1 апреля 1897 года.
Но и после этого срока он еще оставался в Иркутске — по тому же распоряжению главы МВД ему в течение двух лет запрещалось жить в Москве, Петербурге и других университетских городах Европейской России.
Брат Красина Герман и его мать, которые к тому времени обосновались в Москве, тем не менее продолжали хлопотать и в итоге добились разрешения на то, чтобы Леонид продолжил учебу на третьем курсе химического отделения Харьковского технологического института императора Александра III. В Харьков он приехал в январе 1898 года.
Интересно сравнить, как складывались судьбы Красина и Владимира Ульянова — ведь начало их революционных биографий было очень похожим. Ульянов был исключен из Казанского университета за участие в беспорядках еще раньше Красина — в 1887 году. Затем находился в ссылке, сдавал экстерном экзамены на диплом юриста, пробовал заниматься управлением имением своей матери, работал помощником присяжного поверенного в Самаре, участвовал в работе марксистских кружков и постепенно завоевывал в их среде солидный авторитет. В 1895 году он — среди основателей «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» в Петербурге. В декабре 1895 года, как и многие другие члены «Союза», Ульянов был арестован, более года содержался в тюрьме и в 1897 году выслан на три года в село Шушенское Минусинского уезда Енисейской губернии.
Другими словами, когда у Красина сибирская ссылка заканчивалась, у Ульянова она только начиналась. Но различие между ними было не только при всей схожести их биографий. К этому времени Ульянов уже твердо понял, что его место в революционной борьбе, а вовсе не в какой-нибудь «мирной» профессии. Он, безусловно, мог уже считаться одним из заметных деятелей марксистского движения в России.
С Красиным дело обстояло сложнее. К 27–28 годам он добился больших успехов именно как профессионал. Перед ним открывалась возможность сделать достойную и честную карьеру великолепного специалиста, которые, конечно же, были нужны стране. Наверняка он не раз задумывался над тем, каким путем идти дальше. И судя по всему, решил для себя, что по мере возможностей будет сочетать как революционную, так и профессиональную деятельность. Понять мотивацию Красина не так уж и сложно — ведь революции нужны были не только политики, публицисты, ораторы, но и инженеры, технари и, говоря современным языком, менеджеры. А уж в случае ее победы они тем более понадобятся России.
Но пока Красин доучивался в Харькове. Большую часть времени он, впрочем, проводил «в поле» — на строительстве дорог. Институтское начальство ему в этом не препятствовало. А вот его «политическая благонадежность», несмотря на предупреждения, оставляла желать лучшего. Он по-прежнему участвовал в студенческом движении и не был исключен лишь благодаря хорошему отношению к нему со стороны ректора Дмитрия Зернова, человека либеральных взглядов, ценившего Красина как хорошего специалиста.
Красин окончил институт летом 1900 года, но диплом получил лишь в 1901-м. Таким образом его все-таки «наказали» за участие в «политике». Но дожидаться его он не стал и еще в конце июня 1900 года поехал в Баку. Там, на берегу Каспийского моря, начиналось строительство большой электростанции, которая должна была снабжать электричеством все бакинские нефтепромыслы. В общем, все по самому последнему слову науки и техники. Он не мог не оценить размах этого проекта, да и к тому же в Баку Красина позвал его однокурсник по питерскому Технологическому институту Роберт Классон[17], ставший уже известным инженером.
Казначей партии
Красин получил место в акционерной компании «Электросила», которая вела работы по электрификации нефтяных промыслов. Он поселился на мысе Баилов. В его зоне ответственности находилось строительство Биби-Эйбатской электростанции (в советское время ей будет присвоено имя Красина), жилых кварталов, насосной станции, водопровода. Строительство походило на настоящий муравейник. На строительных площадках работали тысячи людей, говорящих на самых разнообразных языках. Красин насчитал их 15. «Настоящий Вавилон», — вспоминал он много лет спустя. Работы шли поистине «стахановскими» темпами, и электростанция заработала уже в 1901 году. Как руководителя строительства Красина не мог не восхищать подобный размах. Но, как подпольщик, он понимал и еще кое-что — в этом «Вавилоне» легко затеряться и нужным людям, да и вообще легче вести нелегальную работу.
В декабре 1900 года в Лейпциге вышел первый номер русской социал-демократической газеты «Искра». Ее редакторами были Владимир Ленин (Ульянов), Георгий Плеханов и Юлий Мартов (Цедербаум). В то время, когда партийные структуры еще окончательно не оформились (формально Российская социал-демократическая рабочая партия — РСДРП — была создана на съезде в Минске в 1898 году), газета объединяла нелегальные социал-демократические группы в России. Доставляли ее из-за границы разными путями, в том числе и через Баку. Понятно, что это был долгий и опасный путь, к тому же отпечатанные экземпляры везти было трудно. Поэтому возникла идея доставлять в Россию только матрицы «Искры», а печатать ее уже на месте.
Одна из нелегальных типографий была создана в Баку. Основал ее грузинский социал-демократ Ладо Кецховели, он же придумал для нее и конспиративное имя «Нина». С сентября 1901 года «Нина» начала печатать «Искру». Мат рицы газеты пересылались через Красина — их вкладывали между страниц различных заграничных технических журналов и книг, которые он получал. Типография несколько раз меняла адреса, а затем, по предложению Красина, вообще обосновалась на территории строительства. «Электрическая станция, — писал он, — да еще строящаяся, была чрезвычайно удобной базой для хранения литературы, шрифта и т. п. Два-три раза жандармы пробовали производить обыски на электрической станции, но, безнадежно махнув рукой, должны были оставить в покое эту техническую цитадель, ввиду полной невозможности там что-либо сделать». К тому времени он сумел устроить на строительство чуть ли не всех членов Бакинского комитета РСДРП.
В 1902 году полиция арестовала Кецховели и его помощника Авеля Енукидзе, Красин принял на себя руководство типографией. Ему пришлось повозиться. Он ездил в Германию (в 1902 году с него были сняты все ограничения по местожительству и передвижению), изучал там технику набора, а вернувшись, модернизировал печатный станок типографии. Он заказал в Германии новый печатный пресс за три тысячи рублей.
17