У этой исторической сцены были, впрочем, и другие очевидцы, которые оставили о ней свои воспоминания. Поручик Александр Синегуб, служивший тогда в Школе прапорщиков инженерных войск и участвовавший в обороне Зимнего, писал: «Вот в дверях Пальчинский. Затем маленькая фигурка с острым лицом в темной пиджачной паре и с широкой, как у художников, старой шляпчонке на голове.
А еще несколько дальше звериные рожи скуластых, худых, длинных и плоских, круглых, удивительно глупых лиц. Рожи замерли в созерцании открывшегося их блуждающим, диким взглядам ряда величественных Царей Русского народа, скованных золотом рам…
Мимо прошел Пальчинский, направляясь в кабинет…
Снова вышел Пальчинский и махнул рукой. Шляпенка засеменила к дверям. Толпа ринулась за ним.
«Стой! — кричал Пальчинский, — если будете так напирать, то юнкера откроют огонь!» Упоминание об юнкерах опять сдержало зверье…
«Ну и поиздеваются они над вами, мои дорогие», — неслось в голове, смотря, как юнкера твердо держали винтовки, готовые по малейшему знаку открыть огонь.
Шляпенка, прокричав еще раз призыв к революционной дисциплине, направилась к нашей нише и совместно с министром через нее прошла в кабинет».
Министр юстиции Временного правительства Павел Малянтович: «И вдруг возник шум где-то и сразу стал расти, шириться и приближаться… Стало вдруг сразу ясно, что это идет конец…
Дверь распахнулась… Вскочил юнкер. Вытянулся во фронт, руки под козырек, лицо взволнованное, но решительное:
— Как прикажет Временное правительство! Защищаться до последнего человека? Мы готовы, если прикажет Временное правительство.
— Этого не надо! Это бесцельно! Это же ясно! Не надо крови! Надо сдаваться, — закричали мы все, не сговариваясь… — Идите скорей! Идите и скажите это! Мы не хотим крови! Мы сдаемся!..
Юнкер вышел… Вся сцена длилась, я думаю, не больше минуты…»
Еще через несколько минут дверь снова распахнулась, и в кабинет влетел «маленький человечек» под напором толпы. «Человечек был в распахнутом пальто, в широкой фетровой шляпе, сдвинутой на затылок, на рыжеватых длинных волосах. В очках. С короткими подстриженными рыжими усиками и небольшой бородкой. Короткая верхняя губа подымалась к носу, когда он говорил. Бесцветные глаза, утомленное лицо…
Почему-то его манишка и воротник особенно привлекли мое внимание и запомнились. Крахмальный, двойной, очень высокий воротник подпирал ему подбородок. Мягкая грудь рубашки вместе с длинным галстуком лезла кверху из жилета к воротнику. И воротничок, и рубашка, и манжеты, и руки были у человечка очень грязны.
Человечек влетел и закричал резким назойливым голоском:
— Где здесь члены Временного правительства?
Мы сидели за столом. Стража уже окружила нас кольцом.
— Временное правительство здесь, — сказал Коновалов[7], продолжая сидеть. — Что вам угодно?
— Объявляю вам, всем вам, членам Временного правительства, что вы арестованы. Я председатель Военно-революционного комитета Антонов[8].
— Члены Временного правительства подчиняются насилию и сдаются, чтобы избежать кровопролития, — сказал Коновалов».
Поручик Александр Синегуб: «Я пропустил войти в дверь шляпенку, а за ним еще несколько человек, за которыми уже и протиснулся в кабинет и остановился у письменного стола перед окном и стал наблюдать.
«Историческая минута!» — мелькнуло в голове.
«Не думай — смотри!» — перебило сознание работу мысли.
И я смотрел.
С величественным спокойствием, какое может быть лишь у отмеченных судьбой сыновей жизни, смотрели частью сидящие, частью стоящие члены Временного правительства на злорадно торжествующую шляпенку, нервно оборачивающуюся то к вошедшим товарищам, то к хранящим мертвенное, пренебрежительное спокойствие членам Временного правительства.
«А это что?..» — поднялся Терещенко[9] и говорил, протянув руку, сжатую в кулак. «Что он говорит?» — и я сделал шаг вперед.
«Сними шляпу»… но его перебивает другой голос: — «Антонов, я вас знаю давно; не издевайтесь, вы этим только выдаете себя, свою невоспитанность! Смотрите, чтобы не пришлось пожалеть; мы не сдались, а лишь подчинились силе, и не забывайте, что ваше преступное дело еще не увенчано окончательным успехом».
Несмотря на различные акценты в описании этой сцены, вряд ли стоит сомневаться в том, что Антонов-Овсеенко сыграл решающую роль в том, что члены Временного правительства остались целыми и невредимыми. Разгоряченные солдаты, матросы и красногвардейцы кричали, что их надо «прикончить», «приколоть», «расстрелять». А когда поняли, что среди них нет Керенского, то разозлились еще больше. Антонову пришлось прилагать усилия, чтобы успокоить их и призвать «к революционной дисциплине». Когда все немного успокоились, он сел за стол и переписал фамилии министров. Военные сдали револьверы, штатские заявили, что у них оружия нет. «В Зимнем дворце все было кончено, — писал Подвойский. — Я взглянул на часы: четверть третьего».
Где-то после двух часов ночи городской голова Петрограда Григорий Шрейдер позвонил в Зимний дворец. Грубый голос осведомился, кто звонит и «што надо». «Из городской управы, хочу узнать, что у вас делается», — сказал Шрейдер и услышал в ответ: «Я часовой, ничего у нас не делается».
Тем временем министров под конвоем повели в Петропавловскую крепость. Этот не очень долгий путь тоже оказался не самым спокойным. Ворота и подходы ко дворцу были забиты вооруженными участниками захвата Зимнего, и Антонову пришлось стрелять в воздух, чтобы им освободили дорогу. В суматохе шесть человек из министров оказались в толпе, и их чуть не растерзали. Антонов вскочил на баррикаду и потребовал прекратить самосуд. Вокруг «временных» образовали живое кольцо, а каждого министра вели под руки два матроса. Несмотря на это, недавним министром еще пришлось выслушивать в свой адрес угрозы и оскорбления: «В воду их, в воду! Переколоть и в воду!», «Чего там в крепость! Оторвать головы и в воду!»
На этом их «приключения» не закончились. Из какого-то проезжавшего броневика вдруг открыли пулеметный огонь, и Антонов закричал министрам: «Ложись!» Все попадали на землю. Конвой открыл ответный огонь. Подвойский сообщает в мемуарах, по его словам, о «трагикомическом случае» с министром иностранных дел Михаилом Терещенко. Когда началась стрельба, «конвойные повалили бывшего министра на мостовую и сами спрятались за него, полагая, что он, как человек очень толстый, защитит их от пули. Этот эпизод, крайне возмутивший бывшего министра, окончился, однако, для него без всякого вреда».
Что же, понять возмущение бывшего министра можно. Если все было именно так, поступок конвоиров выглядит не очень достойно.
Но всё действительно обошлось.
Интересно, что по дороге пять человек все же «потерялись». Они сами попросили доставить их в крепость, потому что считали, что там безопаснее.
В крепости министров снова переписали. «Составляю список, — вспоминал Антонов. — «Подпишитесь!» Отказываются. «Для истории!» Подписываются». До нас дошли обрывки разговоров, которые шли в тот момент между «временными» и революционерами. Министр почт и телеграфа Алексей Никитин передал Антонову бумаги: «Это получено от Украинской Центральной Рады, — сказал он. — Теперь это уже вам придется распутывать». «Распутаем», — ответил Антонов. Через месяц он действительно отправится на юг, в том числе и для того, чтобы «распутывать» отношения с Украиной.
«На лице у него, — писал Малянтович, — было какое-то парение. Видимо, душа просилась из тесных оков. Взор был устремлен вдаль. Он не мог себя сдержать.
7
8
Любопытно, что П. Н. Малянтович, как и В. В. Маяковский, тоже «повысил в звании» Антонова-Овсеенко, изобразив его как председателя ВРК. Хотя возможно, что Антонов и сам так представился для большей солидности.
9