Легкость, с которой большевики взяли власть в Петрограде, вовсе не означала их полную победу. Первые «огоньки» Гражданской войны начали разгораться уже 26–27 октября. Керенский двинул на столицу казаков корпуса генерала Краснова. Правда, всего около семисот человек, к которым позже присоединилось около девятисот юнкеров, но слухи о том, что «армия идет на столицу», имели тогда не меньшее значение, чем численность войск. К тому же вечером 26 октября казаки заняли Гатчину, а 28-го — Царское Село. До Питера оставалось совсем мало. В тот же день газета правых эсеров «Дело народа» поместила приказ Краснова, в котором он объявлял о своем походе на Петроград и призывал гарнизон подчиниться Временному правительству.
Руководителем всей обороны Петрограда сначала был назначен Подвойский. (28 октября начальником обороны Петрограда, а потом главнокомандующим войсками Петроградского военного округа и командующим войсками, действовавшими против войск Керенского — Краснова, стал Михаил Муравьев — подполковник, заявлявший о своей поддержке левых эсеров.)
Дыбенко получил под свое командование левый фланг обороны, а Антонов — правый. 27 октября они выехали на фронт. С ними отправились Джон Рид и его коллеги — американские журналисты. «Перед дверью Смольного стоял автомобиль, — писал Рид. — К его крылу прислонился худой человек в толстых очках, под которыми его покрасневшие глаза казались еще больше. Засунув руки в карманы потертого пальто, он через силу произносил какие-то слова. Тут же беспокойно похаживал взад и вперед рослый бородатый матрос с ясными молодыми глазами. На ходу он рассеянно поигрывал неразлучным огромным револьвером синей стали. Это были Антонов и Дыбенко».
Вскоре у их автомобиля лопнула шина. В мемуарах Антонов утверждал, что тогда они реквизировали шикарный автомобиль «Рено», в котором ехал греческий консул. Тот пытался возражать: «Во имя греческого короля…», но получил ответ: «Во имя греческого пролетариата!»
У Джона Рида эта сцена выглядит по-другому: сначала Антонов остановил автомобиль, за рулем которого сидел какой-то солдат. Отдавать машину он категорически отказался. Дальше последовал такой разговор:
«Да вы знаете, кто я такой?» — и Антонов показал бумагу, в которой значилось, что он назначен главнокомандующим всеми армиями Российской республики и что все и каждый обязаны повиноваться ему без всяких разговоров.
«Хоть бы вы были сам дьявол, мне все равно! — с жаром ответил солдат. — Эта машина принадлежит первому пулеметному полку, и мы везем в ней боеприпасы. Не видать вам этой машины…»
В это-то время и появился «Рено». Правда, Рид описывает его как «старое и разбитое [авто] под итальянским флагом». Из него высадили толстого «гражданина в роскошной шубе, и высшее командование поехало дальше».
На фронте Антонов пробыл недолго — вскоре он вернулся в Петроград, где по заданию Ленина организовывал оборону города. Утром 29-го он ехал в Петропавловскую крепость. По дороге задремал. Проснулся от резкого толчка и криков — машину окружили юнкера с револьверами и винтовками. Его узнали: «А, народный комиссар! Очень приятно!» Затем отвели в здание телефонной станции, которая была захвачена ими. Теперь уже сам Антонов испытал то, что чувствовали три дня назад министры Временного правительства в Зимнем дворце. Юнкера кричали: «Кокнуть его! Пристрелить, и готово! Спета ваша песенка, господин народный комиссар!» Но один из их командиров распорядился: «Не трогать его!»
Что же произошло? 29 октября в Петрограде поднял восстание Комитет спасения Родины и революции. Он был создан еще 25–26 октября, и в него входили представители различных партий, организаций, профсоюзов и общественные деятели, не поддержавшие выступление большевиков. Председателем комитета стал правый эсер Абрам Гоц, а командующим «войсками спасения», которые состояли в основном из юнкеров, — смешенный большевиками командующий войсками Петроградского военного округа полковник Георгий Полковников.
Воззвания комитета с призывами не исполнять приказы ВРК, воссоздать Временное правительство и встать «на защиту Родины и революции» появились в Петрограде уже 26 октября. А 29-го началось восстание. «Петроград, — писал Джон Рид, — был разбужен треском ружейной перестрелки и громким топотом марширующих людей. Под серым небом дул холодный ветер, предвещая снег. На рассвете сильные отряды юнкеров заняли военную гостиницу и телеграф, но после кровопролитного боя были выбиты. Телефонная станция была осаждена матросами, которые залегли за баррикадами, построенными из бочек, ящиков и листов жести посреди Морской, или укрылись на углу Гороховой и Исаакиевской площади, обстреливая всех проходящих и проезжающих».
«Войска спасения» добились некоторых успехов — они захватили телефонную станцию, отключили Смольный, арестовали нескольких комиссаров и разоружили красногвардейцев. Однако перевес был не на их стороне. Основная масса войск в Петрограде комитет не поддержала, а сторонники ВРК начали контрнаступление. Они осадили юнкерские училища — главные центры сопротивления восставших. Начались бои. По описанию штурма Владимирского училища в книге Джона Рида, который однозначно симпатизировал большевикам, можно понять, насколько ожесточенными они были: «В половине двенадцатого прибыли три полевых орудия. Юнкерам снова предложили сдаться, но вместо ответа они открыли стрельбу и убили двух советских делегатов, шедших под белым флагом. Тогда началась настоящая бомбардировка. В стенах училища были пробиты огромные бреши. Юнкера отчаянно защищались; шумные волны красногвардейцев, шедших в атаку, разбивались ожесточенным огнем…
Советские силы, доведенные до бешенства неудачами и потерями, заливали разбитое здание морем стали и огня. Сами их предводители не могли остановить ужасной бомбардировки. Комиссар Смольного, по фамилии Кириллов, попытался сделать это, но ему пригрозили самосудом. Красногвардейцев ничто не могло остановить.
В половине третьего юнкера подняли белый флаг: они готовы сдаться, если им гарантируют безопасность. Обещание было дано. Тысячи солдат и красногвардейцев с криком и шумом ворвались во все окна, двери и бреши в стенах. Прежде чем удалось остановить их, пять юнкеров были заколоты насмерть. Остальных, около двухсот, под конвоем отправили в Петропавловскую крепость группами по нескольку человек, чтобы не привлекать внимания толпы. Однако по дороге толпа набросилась на одну из таких групп и растерзала еще восемь юнкеров…»
Число погибших в боях, расстрелянных и убитых на улицах Петрограда в тот день, и сегодня точно не известно. По некоторым данным, оно составляет около двухсот человек. Это, по существу, был один из первых кровавых актов надвигающейся Гражданской войны.
Антонову тогда повезло — арестованного члена нового правительства юнкера точно так же могли расстрелять. Времени для этого у них было достаточно — Антонов находился в их руках почти сутки. По версии Джона Рида, спасло его то, что его коллега — американский журналист-социалист Альберт Вильямс предложил юнкерам свое посредничество. На условиях — они выпустят Антонова, а им сохранят жизнь.
Вильямса привели к Антонову, и тот согласился на обмен. Вскоре в здание ворвалась вооруженная толпа. Момент был критическим — юнкеров явно собирались перебить на месте. Антонову и Вильямсу с трудом удавалось их удерживать. Вероятно, в состоянии стресса Вильямс неожиданно для самого себя начал читать стихи по-английски. Этим он на несколько минут отвлек толпу. Антонов под конвоем начал выводить юнкеров на улицу. «Но некоторые из них, перепугавшись, пытались бежать по крыше или спрятаться на чердаке, — писал Джон Рид. — Их переловили и выбросили на улицу».
В последующие дни еще выходившие в Петрограде оппозиционные большевикам газеты сообщали о расстрелах юнкеров, проводившихся, в частности, в Петропавловской крепости. Писали, что расстрелы проводились и по приказу Антонова. Насколько это соответствует действительности — сказать трудно. Подтверждений этим рассказам нет, но и вряд ли стоить игнорировать их полностью.