Новый, 1923 год начался с того, что уже тяжело болеющий Ленин решил надиктовать свое знаменитое «Письмо к съезду», которое потом назовут его «Политическим завещанием». Точнее сказать, диктовать записки он начал еще в декабре 1922 года, а закончил письмом в январе 1923-го. В «завещании» явно ощущается ленинское опасение раскола партии после его смерти — письмо буквально пронизано этим предчувствием. Ленин безошибочно сумел предугадать двух главных героев будущей драмы партии и государства — Троцкого и Сталина.
Десятого марта 1923 года у Ленина случился тяжелый инсульт, который положил конец его политической деятельности. После этого борьба за ленинское наследство сторонников Троцкого со сторонниками «тройки» временных союзников Зиновьева, Каменева и Сталина начала нарастать. Весной 1923 года казалось, что Троцкий переиграет своих соперников. Но Сталин — Зиновьев — Каменев вели «тихую» работу по распространению своего влияния на партийный аппарат. Первые успехи проявились в июле, когда контролируемое «тройкой» большинство членов ЦК организовали комиссию по проверке положения дел в Красной армии — главной «цитадели» Троцкого.
Поскольку ПУР Реввоенсовета контролировал политическую работу в армии и на флоте, то должность Антонова-Овсеенко в условиях начавшейся подковерной борьбы за власть в партии и государстве представляла огромную важность для обеих сторон. Еще в июне 1923 года Сталин попытался договориться с Антоновым, предложив ему поехать полпредом СССР в Италию, а на его место назначить «своего» человека. Но тогда «сделка» не состоялась.
Вскоре Троцкий написал письмо в ЦК, в котором указывал, что причинами тяжелого положения в стране и в партии являются «секретарская иерархия» и «бездушные партийные бюрократы, которые каменными задами душат всякое проявление свободной инициативы и творчества трудящихся масс». Его поддержали 46 известных партийцев, выпустивших так называемое «Заявление 46-ти». Среди тех, кто его подписал, был и Антонов-Овсеенко.
В ответ Троцкого обвинили во фракционной деятельности и стремлении к личной диктатуре. 25–27 октября состоялось заседание объединенного пленума ЦК и Центральной контрольной комиссии (ЦКК), который признал выступление Троцкого «глубокой политической ошибкой… грозящей нанести удар единству партии и создающей кризис партии». Но и это был еще не конец борьбы за власть в партии и государстве.
Свое политическое молчание Троцкий прервал в декабре 1923 года. В «Правде» начали печататься его статьи, которые чуть позже, в январе 1924-го, он издал отдельной брошюрой под общим названием «Новый курс». «Новый курс, — писал Троцкий, — должен начаться с того, чтобы в аппарате все почувствовали, снизу доверху, что никто не смеет терроризировать партию». Он призывал заменить бюрократов «свежими силами» и больше внимания обращать на учащуюся молодежь, о которой писал, что она «вернейший барометр партии — резче всего реагирует на партийный бюрократизм».
Троцкому ответили Каменев, Зиновьев, Бухарин и др. В партии снова началась дискуссия. Особую тревогу у сторонников «тройки» вызывали настроения среди военных. 20 декабря, например, собрание партийных ячеек Военной академии РККА поддержало позицию Троцкого. А резолюция общего партсобрания штаба политуправления, штаба частей особого назначения и управления военных сообщений Московского военного округа от 14 декабря 1923 года гласила, что «политика партаппарата до сего времени была неправильной и что дальнейшее продолжение прежней внутрипартийной линии грозит партии тягчайшими последствиями, вплоть до разложения… Опасность для проведения нового курса внутрипартийной линии заключает в себе обюрократившийся и закостеневший партийный аппарат, являющийся значительной консервативной силой, тормозящей дальнейшее развитие партии». Часто на собраниях в частях, штабах и военных вузах раздавались призывы «уберечь от травли тов. Троцкого».
Двадцать четвертого декабря Антонов-Овсеенко издал циркуляр № 200 о применении принципов внутрипартийной демократии в Красной армии, согласно которому в ячейках официально вводился принцип выборности секретарей, а они сами освобождались «от мелочной опеки военкомов и политорганов». Предписывалось также «допускать свободную дискуссию… и критику деятельности руководящих военно-политических и партийных организаций». Эти идеи в духе «нового курса», которые не могли не понравиться военной молодежи, вызвали настоящий переполох в партийном аппарате. А 27 декабря Антонов направил в Президиум ЦКК и Политбюро ЦК РКП(б) письмо, в котором, как показалось некоторым, содержалась скрытая угроза троцкистов в адрес ЦК.
Дискуссия в партии, писал Антонов, принимает характер, все более тревожащий многих, «особенно работающих в армии, товарищей». Партийное руководство, по его словам, проводит кампанию против Троцкого, «смысл которой мобилизовать вслепую поддержку линии большинства Политбюро, все силы «старой гвардии большевиков», все лучшие традиции и наисквернейшие предрассудки, вынесенные большевиками из старой дореволюционной борьбы, — дабы изолировать т. Троцкого от старых большевиков, лишить его серьезной партийной опоры в проведении его взглядов…
Всеми силами стараются сделать Троцкого знаменем всего «не ленинского» в нашей партии и, злоупотребляя громадным авторитетом ленинизма, подавить всякую критику политической линии нынешнего большинства ЦК».
«Знаю, — отмечал Антонов-Овсеенко, — что этот мой предостерегающий голос на тех, кто застыл в сознании своей непогрешимости историей отобранных вождей, не произведет ни малейшего впечатления.
Но знайте — этот голос симптоматичен. Он выражает возмущение тех, кто всей своей жизнью доказал свою беззаветную преданность интересам партии в целом, интересам коммунистической революции… Они никогда не будут «молчалиными», царедворцами партийных иерархов. И их голос когда-нибудь призовет к порядку зарвавшихся «вождей» так, что они его услышат, даже несмотря на свою крайнюю фракционную глухоту».
Начало 1924 года было, пожалуй, самым острым моментом в борьбе за власть ленинских наследников. До такой степени, что по Москве даже ходили слухи о возможном военном перевороте, который якобы готовы осуществить троцкисты.
Трудно сказать, имели ли эти слухи под собой какое-нибудь основание, но сторонники «тройки» оперативно нанесли упреждающий удар. 11 января 1924 года был смещен верный оруженосец Троцкого заместитель председателя РВС Эфраим Склянский (его заменил Михаил Фрунзе, через год сменивший и самого Троцкого). 14 января Политбюро освободило Антонова-Овсеенко от должности начальника ПУРа и вывело его из состава РВС (на его место был назначен Андрей Бубнов). Был также отменен циркуляр № 200.
В январе 1924 года ХIII партконференция обвинила Троцкого в организации фракционной деятельности и заклеймила «троцкизм» как «мелкобуржуазный уклон». Зиновьев обвинял Троцкого в подготовке «бонапартистского» военного переворота и даже требовал его ареста. Сам Троцкий в конференции не участвовал. Еще осенью, во время охоты, он провалился в болото и сильно простудился. 8 января 1924 года «Правда» поместила сообщение о том, что ему предоставлен отпуск по болезни «не менее чем на два месяца». 18 января 1924 года он отбыл на лечение в Сухум.
Возможно, если бы Троцкий смог преодолеть себя и остался в Москве, судьба страны могла бы сложиться по-другому. Однако вольно или невольно Троцкий оставил поле битвы своим противникам. Через три дня после отъезда Троцкого на юг, под Москвой, в Горках, умер Ленин. Потом Лев Давидович будет возмущаться — его якобы специально неправильно информировали о дате похорон вождя, чтобы он не успел приехать из Сухума. Однако было уже поздно. Троцкисты потерпели поражение. Многих из них тогда предпочли спровадить из страны на работу за границей. В феврале 1924 года назначение в «почетную ссылку» получил и Антонов-Овсеенко. Его перевели на дипломатическую работу.