К середине 1907 года революционное движение в России пошло на убыль. Правительству во главе с Петром Столыпиным с помощью энергичных и жестких мер удалось переломить ситуацию в свою пользу. Революционные партии оказались в состоянии глубокого кризиса. Они снова были загнаны в подполье и эмиграцию.
Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП) формально считалась единой. После раскола в 1903 году на большевиков и меньшевиков представители двух этих течений снова объединились на IV съезде РСДРП в Стокгольме в апреле (по новому стилю — в мае) 1906 года. Но де-факто русские социал-демократы оставались раздробленными на множество группировок. И это относилось как к большевикам, так и к меньшевикам.
Правые меньшевики («ликвидаторы») выступали за ликвидацию нелегальной партии и переход на путь легальной борьбы за конституционные реформы — в Думе, профсоюзах, кооперативах. В «центре» находилась группа во главе с Юлием Мартовым, издававшая газету «Голос социал-демократа». На «левом» фланге меньшевизма оказались «меньшевики-партийцы», которые отстаивали необходимость сохранения нелегальной структуры РСДРП. Их лидером считался старейший русский марксист Георгий Плеханов.
Среди большевиков тоже не было единства. Позиция Ленина была близка к позиции Плеханова и состояла в том, что необходимо сочетать легальные и нелегальные методы работы. «Слева» ему оппонировали «отзовисты», выступавшие только за нелегальную партию и требовавшие отозвать из Думы и других легальных организаций представителей социал-демократов.
Были еще также «бойкотисты», выступавшие за бойкот выборов в парламент, и «ультиматисты». По мнению последних, партия должна была объявить фракции эсдеков в Государственной думе ультиматум, чтобы, как писала в своих мемуарах супруга Ленина Надежда Крупская, «она с думской трибуны выступала так, чтобы ее вышибли из Думы», а при его невыполнении — отозвать депутатов из парламента.
Существовали и так называемые «нефракционные социал-демократы», которые не присоединялись ни к одной из этих фракций и групп. Самым известным из них был Лев Троцкий, издававший в 1908–1912 годах в Вене газету «Правда». Когда большевики начали издание собственной «Правды», Троцкий обвинял их в воровстве, а Ленина — в том, что тот «перехватил» у него газету.
Все эти и другие группы, фракции и течения возникали, исчезали, объединялись, разделялись, исключали друг друга из партии. Так что «при приближении» РСДРП представляла из себя довольно-таки пеструю мозаику.
В январе 1912 года сторонники Ленина (плюс два меньшевика-партийца — всего 14 человек) собрались в Праге на конференцию, которую они объявили общепартийной, а ее решения — обязательными для всех членов партии. Был избран и новый ЦК, который де-факто возглавил сам Ильич. Разумеется, противники Ленина ни ЦК, ни решений конференции не признали. В августе 1912 года меньшевики провели свою конференцию в Вене. На нее приехали 29 человек.
Другими словами, в 1912 году в РСДРП произошел очередной раскол. Хотя и позже в ней действовало множество групп различных оттенков, главное было в том, что Ленин начал создавать собственную партию.
Троцкий выступил за преодоление раскола, но особого успеха не имел.
Позже, в 1913 году, появилась и так называемая «Межрайонная организация объединенных социал-демократов». В число «межрайонцев» вошли большевики, меньшевики, сторонники Троцкого и «нефракционные социал-демократы», которые не были согласны с расколом партии и выступали за создание «единой РСДРП».
На каком месте во всей этой пестрой эмигрантской партийной мозаике находился Антонов-Овсеенко? Кстати, именно в Париже он взял себе псевдоним Антонов, ставший со временем частью его фамилии. Были у него и другие псевдонимы — Антон Гальский или «товарищ Антон». Видимо, ему чем-то нравилось это имя.
Казалось бы — «товарищ Антон» должен был находиться в рядах большевиков. Но нет, он примкнул к группе Мартова, то есть к меньшевикам. В советское время этот факт из биографии «одного из руководителей штурма Зимнего дворца» не то чтобы замалчивался, но о нем говорилось как-то вскользь.
…Начало Первой мировой войны привело к новому разграничению среди революционеров вообще и социал-демократов в частности — на «оборонцев» («социал-шовинистов») и «пораженцев» («интернационалистов»), В вышедших в 1933 году мемуарах Антонов отмечал, что «большинство парижской эмиграции уцелело от заразы социал-империалистического пафоса. В жестоких боях с социал-патриотами удержалось ядро большевистской секции Парижа…».
Однако он сам тогда состоял в группе «меньшевиков-интернационалистов», лидером которой был всё тот же Мартов.
С 1914 по 1917 год интернационалисты-эмигранты различной партийной принадлежности выпускали в Париже несколько газет — «Голос», «Наш голос», «Наше слово», «Начало». В них, в частности, печатались такие будущие видные советские деятели, как Анатолий Луначарский, Дмитрий Мануильский, Александра Коллонтай, Георгий Чичерин, Моисей Урицкий.
В октябре 1917-го бывший меньшевик-интернационалист Антонов-Овсеенко руководил взятием Зимнего дворца, а их лидер Мартов в это же время умолял не начинать братоубийственную гражданскую войну. Такие вот парадоксы истории.
В «Нашем слове» Антонов-Овсеенко сотрудничал с Львом Троцким. Троцкий вспоминал: «Антонов-Овсеенко по характеру импульсивный оптимист, гораздо больше способный на импровизацию, чем на расчет. В качестве бывшего маленького офицера, он обладал кое-какими военными сведениями. Во время большой войны в качестве эмигранта он вел в парижской газете «Наше слово» военный обзор и нередко проявлял стратегическую догадку».
Тесные отношения с Троцким сохранятся у него на многие годы. Потом, правда, Антонов-Овсеенко будет всячески проклинать своего бывшего соратника, писать, что его наполняет «глубокий стыд» за то, что он оказывал Троцкому поддержку и совершал поступки, которые нельзя назвать иначе как подлыми. А свой тогдашний интернационализм называл «ослабленным троцкистским привкусом».
Но это его все равно уже не спасет.
…В Париже он жил не один. Это была его вторая семья.
Первой гражданской женой Антонова-Овсеенко (их брак формально не был зарегистрирован) стала фельдшерица, выпускница женских Бестужевских курсов в Петербурге по имени Анна. О ней сохранилось мало сведений — участвовала в революционном движении, арестовывалась и умерла во время Гражданской войны то ли от тифа, то ли от гриппа («испанки»), В 1904 году у них родился сын Владимир. Дочь Антонова-Овсеенко Галина уже на склоне своих дней, в начале 2000-х годов, рассказывала, что, когда ее отец и Анна, оба оказались в тюрьме, Владимира усыновил Дзержинский.
Но в эмиграции он оказался уже вместе с другой женщиной — Розалией (Руженой) Канцельсон (Дмитренко).
Галина Антонова-Овсеенко рассказывала, что она вышла за него «по горячей взаимной любви, вынудила его, атеиста, на венчание в церкви, родила ему пятерых детей: трех дочек и двух сыновей».
В Париже у них родился сын Антон (опять Антон), но вскоре он умер. Затем родилась дочка. И тоже умерла во младенческом возрасте. В мае 1917 года, перед самым возвращением в Россию, в Швейцарии у них родилась дочь Вера.
…В один из декабрьских дней 1916 года хозяин бистро, где Антонов пил кофе, спросил у него: «Слушай, русский! Ты знаешь, что Распутин убит? Выпьем же по этому поводу!» «Охотно, — ответил Антонов. — Но почему ж ты рад?» «Как — почему?! Ведь он — германский агент! Вот что пишут: «Распутин убит и убиты с ним германские интриги». Ты знаешь? Сепаратный мир! Русские хотят вести войну серьезно!»
Прошло еще два месяца, и до Парижа долетело известие о гораздо более грандиозном событии — в России произошла революция, монархия свергнута.
Антонов-Овсеенко вспоминал об этом так: «Легкий мартовский вечер, сиренево-томный в прелом дыханье весны. На малолюдном Авеню д’Орлеан, в кафе, прокуренном и грязном, за мраморными столиками — пестрые разговоры русских эмигрантов. Сегодня — никакого доклада. Так, после работы коротается вечер… И вдруг вбегает… Кто — не помню… К нашему столику… «В России — революция!.. Да, да! Царь отрекся… в пользу Михаила… Образовалось Временное правительство во главе со Львовым»…»