Четвертого сентября из «Крестов» и других тюрем выпустили арестованных в июле большевиков, в том числе и Троцкого. Он вспоминал, что в последние дни августа — в начале сентября «Петроградский Совет обнаружил столь резкий большевистский крен, что удивил оба лагеря: и правый, и левый. В ночь на 1 сентября, под председательством все того же Чхеидзе[5] Совет проголосовал за власть рабочих и крестьян. Рядовые члены соглашательских фракций почти сплошь поддержали резолюцию большевиков».
Стоить добавить — 9 сентября председателем Совета стал сам Троцкий. На состоявшихся 25 сентября перевыборах Исполкома Петросовета большевики получили значительное большинство. Большинство большевики получили и в Московском совете. Антонов-Овсеенко отмечал, что тогда «революция победила окончательно в сознании рабочих и солдатских масс».
Обстановка в стране накалялась. На фронте наступали немцы. 3 октября началась эвакуация Ревеля, 8 октября немецкие войска захватили Моонзундские острова, создав тем самым непосредственную угрозу Петрограду.
Временное правительство металось: после долгих проволочек оно назначило выборы в Учредительное собрание на 12 ноября, а его первое заседание — на 28 ноября. С другой стороны, обсуждался вопрос о переезде министров и депутатов будущего собрания в Москву — ввиду угрозы приближения германских войск. Собирались также эвакуировать крупнейшие петроградские предприятия. Решение об этом было, в общем, принято — споры шли только о сроках. Когда информация об эвакуации появилась в газетах, Троцкий заявил: «Если правительство не в состоянии защитить Петроград, оно должно либо заключить мир, либо передать власть другому правительству». Кстати, Петроградский совет, согласно этим планам, эвакуации не подлежал.
Вечером 10 октября состоялось совещание ЦК партии большевиков, на котором большинство высказалось за восстание[6]. 16 октября состоялось еще одно, расширенное, заседание ЦК. За подготовку к восстанию высказались 19 человек, против — двое (Зиновьев и Каменев), четверо воздержались. Антонов-Овсеенко описал, как на следующий день после этого заседания они с Николаем Подвойским (который вскоре станет заместителем председателя только что созданного Военно-революционного комитета) и руководителем «Военной организации» Петроградского комитета большевиков Владимиром Невским встречались с Зиновьевым и Лениным. Зиновьев, по его словам, был загримирован и похож на приказчика. «Если вы сможете доказать, что, взяв власть, продержитесь хотя бы две недели, я буду за восстание», — говорил он. Антонов ему ответил: «Выхода нет. Мы уже в бою. Надо победить или умереть!» Потом они поехали к Ленину, который выглядел как «седенький, с очками, довольно бодренький старичок добродушного вида: не то учитель, не то музыкант, а, может быть, букинист». Потом, правда, Ленин снял очки и парик и начал горячо доказывать пагубность всяческих отсрочек от восстания. Выйдя от Ленина, они увидели какого-то подозрительного велосипедиста и подумали, что это полицейский «шпик». Тогда как раз газеты сообщали, что правительство напало на след Ленина. Антонов на всякий случай сунул руку в карман, где лежал револьвер, а Подвойский вернулся в дом, чтобы предупредить Ленина. Но тут велосипедист укатил. Еще через несколько минут из дома вышел загримированный Ленин и отправился на другую конспиративную квартиру.
Восемнадцатого октября Каменев и Зиновьев опубликовали в газете «Новая жизнь» заметку «Ю. Каменев о «выступлении», в которой сообщили о решении, принятом ЦК партии большевиков и своем несогласии с ним. Это привело Ленина в ярость. Он назвал их штрейкбрехерами, написал гневные письма в ЦК с требованием исключить Каменева и Зиновьева из партии, но ЦК его не поддержал. Было принято, однако, решение о запрете Каменеву и Зиновьеву впредь выступать в печати против решений ЦК и линии партии. Описывая эту ситуацию, Антонов-Овсеенко вспоминал, что, когда он читал заметку в «Новой жизни», у него «в глазах зарябило от негодования». «Удар в спину», «дезорганизаторский акт» — так Антонов оценивал заявление оппозиционеров. «Предупрежденный враг начал лихорадочно готовиться», — заключал он.
В сентябре — октябре 1917 года Антонов-Овсеенко мотался между Питером и Финляндией. Участвовал во II съезде моряков Балтфлота, входил в состав Организационного комитета и Исполкома съезда Советов Северной области, участвовал в работе I конференции военных организаций РСДРП(б) Северного фронта.
Девятого октября на пленуме Исполкома Петросовета меньшевики предложили создать Комитет революционной обороны Петрограда, который должен был бы оказывать содействие войскам. Но, как вспоминал Антонов, эту идею большевики «повернули против ее авторов». По их предложению был создан Военно-революционный комитет при Исполкоме Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Формально он должен был выполнять функции организатора обороны города и позиционировал себя как «многопартийный орган Петросовета» — в его состав входили большевики, левые эсеры и анархисты.
Однако, как писал Антонов, «меньшевики уразумели, куда клонится дело»:
«— Ведь это штаб для захвата власти! Пусть большевики прямо и честно скажут, готовят ли они выступление…
— На какой предмет вы все это спрашиваете? Для сведения охранки, что ли? — резко обрывает их председатель совета… — В Военно-революционном комитете могут участвовать все советские партии. Заговора нет». «Председатель совета» — это, конечно, Троцкий, один из инициаторов создания ВРК, но Антонов-Овсеенко и здесь его дипломатически не упомянул. Упоминал, впрочем, в других местах, но почти всегда негативно. Например, в предисловии к своим мемуарам он писал: «В ВРК мы чувствовали Троцкого не как организующее начало, но как преимущественно тормозящее, сдерживающее начало, чуждое ленинскому руководству…» Это было, конечно, не так. Например, заседание ВРК 21 октября началось настолько энергичным выступлением Троцкого, что даже газета «Голос солдата», которая отражала взгляды меньшевиков и эсеров, отмечала, что после речи Троцкого «собравшиеся были так наэлектризованы», что требовали немедленной передачи власти Советам, а все другие мнения встречали криками «Долой!». Именно Троцкий был автором принятой в тот же день декларации о том, что военный гарнизон Петрограда более не подчиняется штабу Петроградского военного округа, а признает руководство ВРК. Временное правительство лишилось опоры в войсках. Комиссары ВРК были направлены в воинские части и на боевые корабли. Приказы военного командования могли выполняться лишь в том случае, если их подтверждал ВРК. 21 октября председателем ВРК был избран левый эсер Павел Лазимир, его заместителем стал большевик Николай Подвойский, секретарем — Антонов-Овсеенко. По сути Комитет и стал организатором и координатором вооруженного восстания в Петрограде — «мотором революции», как называл его сам Антонов. Разместился ВРК на третьем этаже бывшего Смольного института благородных девиц. С августа 1917 года там же, в Смольном, находился Петроградский совет. Там, по весьма пафосному выражению Антонова-Овсеенко, «скрещивались тысячи воль, надежд, призывов со всей страны».
Двадцать второго и 23 октября Временное правительство получало донесения о массовых митингах во всех районах города, организованных большевиками и их союзниками. Положение для него становилось критическим. Керенский пытался перейти в контрнаступление. Он предложил арестовать ВРК, но потом, под влиянием военных, смягчил свою позицию, потребовав от Комитета отказаться от своих заявлений в отношении гарнизона, иначе власти примут «все меры для восстановления закона и порядка». Возможно, тогда был упущен последний момент для того, чтобы переломить ситуацию. В среде революционеров господствовало совсем другое настроение. «Празднично. Торжественно. Подъемно… Это — предгрозовье!» — вспоминал Антонов-Овсеенко.
Двадцать третьего октября большевики сделали еще один важный шаг к захвату власти — на сторону ВРК перешел гарнизон стратегически важной Петропавловской крепости, как раз напротив Зимнего дворца. Интересно, что «завоевывать» крепость Антонов и Троцкий предлагали по-разному — первый «силовым» путем, второй — с помощью агитации. Победил подход Троцкого — в Петропавловке созвали митинг, который продолжался целый день. Голосовали так: кто за ВРК — переходил на левую сторону, кто против — на правую. На правой стороне оказалась лишь небольшая группа. Крепость перешла на сторону ВРК без единого выстрела, торжествовал Антонов-Овсеенко. Но тут же (в мемуарах) оговаривался, что эта победа произошла, «конечно, вопреки тактической линии, которую стремился проводить Троцкий». Если бы Временное правительство, по его словам, ввело в крепость одно из пехотных юнкерских училищ, то результат голосования мог быть другим. В 1933 году, когда воспоминания Антонова появились на свет, подобные оговорки были уже обязательны.
Несмотря на то что через 15 лет после Октябрьских событий Антонов-Овсеенко всячески представлял себя сторонником бескомпромиссных, решительных действий, в реальности это было не совсем так. 23 октября 1917 года он, например, докладывал о работе ВРК на заседании Петроградского совета. Все мероприятия, которые осуществлял ВРК в последние дни, не были, по его словам, направлены на захват власти, а объяснялись лишь необходимостью защиты революции и обеспечения созыва съезда Советов и Учредительного собрания.
Ленин отчаянно призывал ускорить процесс начала восстания, но только к вечеру 23 октября была закончена мобилизация сил, на которые мог опираться ВРК. Да и то не полностью — приказы о выступлении в Петроград матросам из Гельсингфорса и Кронштадта были направлены только на следующий день. В советских источниках часто встречались данные о соотношении сил противников и сторонников Временного правительства в районе Петрограда накануне 25 октября 1917 года — 300 тысяч против 23 тысяч человек. Цифры наверняка преувеличены, но нет сомнений в том, что революционеры располагали значительным превосходством. Однако в последний момент Керенский все-таки сделал попытку перейти к решительным действиям.
5