— Кинокамеру давно приобрели?
— Давно, — обеспокоенно ответил Грех. — И вполне законно. А что, что-нибудь не так?
— Нет, всё так. Но тут вот какое дело, — Тверезов вынул из кармана конверт. — Знакомый почерк?
— Подождите… Нет, незнакомый. А адрес, кажется, бывший мой…
— Вот потому-то я и пришёл. Кстати, вы один живёте?
«Он должен подумать. что. если он скажет правду, я сразу же сообщу куда следует, что он живёт здесь незаконно, — стал мысленно рассуждать Тверезов. — Судя по всему, тут вряд ли живёт больше трёх человек, а квартиру он приобрёл благодаря своему положению. Но он приплетёт автора письма, и…»
— Нет, с семьёй. Жена — главный инженер пивзавода… одна дочь в аспирантуре Водного института, другая ещё в школе. Сын во Владивостоке учится…
— Во Владивостоке, говорите? — с интересом переспросил Тверезов. — А на кого?
— В институте рыбной промышленности, — ответил Грех, уже начиная беспокоиться. — На третьем курсе…
— Странно, — заметил Тверезов. — Мой двоюродный брат тоже учится там на третьем курсе, всех, с кем поступал, по фамилиям помнит, а вашу не назвал…»
(Увы — сомнительные следственные приёмы…
Или… правда! Брат, в этой ветви — Иван Лесных!
Ну и сплетается порой…)
«…— И это-то все ваши подозрения? — больше Греху спросить было нечего.
— Нет, не все. Дело в том. что автор этого письма тоже учился в институте рыбной промышленности в 1977 году. Где это письмо пролежало шесть с лишним лет, мы не знаем, но предназначалось оно вам. Так скажите прямо, в каком году ваш сын поступил в институт, и не ваш ли знакомый Кривоносов ему помог?
— В 80-м… сам прошёл по конкурсу. А Кривоносов тут ни при чём.
— Не будете же вы отрицать своё знакомство с ним?
— Не буду…
— А теперь. Пожалуйста, покажите его свидетельство о рождении… «Грех Валерий Иванович, 28 мая 1958 года рождения», — прочёл Тверезов, а вслух спросил — В институт, говорите, пошёл в 80-м?
— Да, в 80-м. В 23… нет, в 22 года. А до того у меня на шее сидел.
— Вы не думаете, что, выгораживая себя, бросаете на него тень? В какой школе он учился? Подумайте над ответом, чтобы соврать удачно. Ведь во всех школах хранятся сведения о выпуске 1975 года.
— В 20-й…
— Той, где был пожар? Ничего, мы и так проверим. А как он мог столько времени не учиться и не работать? Собирали ему протекции, в разные институты толкали…»
(Или — тоже больше «литературная версия»? «Вплетённое»?)
«…— Нет, он работал немного, — Грех почувствовал, что собственная ложь стала ему невыгодна. — В вытрезвителе. Выгодная работа — регистрируй посетителей и допивай за ними водочку. Но платили там мало, и он в основном жил моей зарплатой. А потом вдруг решил пойти в институт…
— А Кривоносов вдруг помог за полторы сотни? Он же сам показания давал!
— Да, он взял, но сын сам по конкурсу прошёл, — пробормотал Грех, окончательно запутавшись в своей лжи. — Но меня за что судить? Я же и так 150 рублей потерял!
— А на какой экономический эффект от стипендии и зарплаты вы рассчитывали? Сын-то для вас был только средством обогащения! Иначе почему вы не сообщили в милицию, куда он исчез?
За несколько секунд Грех заметно вспотел. На лице его застыло выражение страха.
— Как… исчез? — медленно, через силу, выдавил он. — Давно исчез?