…Наверно, он не рассчитывал, что гроб вскроют. А если и надеялся на вскрытие, то думал, что это будет человек, который поймёт его. И ещё ясно, что шифровал он в спешке и рассчитывал на лёгкую расшифровку. Сразу ведь ясно, что вот эти слова с больших букв — имена и фамилии! И знаки препинания все расставлены… Да, но чьи имена и фамилии? Сообщников?
Ромбов вспомнил о так называемом числовом шифре. Смысл этого шифра состоит в следующем. Берётся любое число, например, 321, которое называется ключом к шифру. Затем к номеру первой буквы шифруемого слова прибавляется 3, ко второй — 2, к третьей — 1, к четвёртой — опять 3, и так до конца текста. Или вычитается. И — записываются уже буквы, номера которых получились. «а краях» алфавита, конечно, приходится прибавлять или вычитать 33 из итоговой суммы, чтобы не выйти за пределы алфавита: Ю, Я, А, Б… Или наоборот: Б, А, Я, Ю…
…заметил, что вторые имя и фамилия сообщника Валерия Греха содержат столько же букв, что и имя и… Ради… слава… Кременецкий…» (?) «… и решил попытать счастья.
«Чжусштбк — это Радислав Кременецкий…» (ах, вот как!) «…— начал рассуждать Ромбов. — Значит, первая цифра ключа — 7. Вторая — «ж» минус «а», то есть опять 7. Третья — 1, четвёртая — 9, пятая — 7, шестая — 7, седьмая — 1, восьмая — 9… Да ну? — удивился Ромбов. — Получается! И ключ подходит к шифровке наскоро. Ключ — 1977.»
Вот так, под приглушённый гул мотора, буква за буквой, Ромбов постепенно расшифровывал послание Валерия Греха тем, кто вскроет его гроб. Закончив первую фразу, он остановился и прочёл: «Нас четверо — Валерий Меркурьев, Ратислав Кременецкий, Александр Зорин, Валентин Викторов». Эта фраза чем-то напомнила ему надписи, сделанные… защитниками Брестской крепости на её стенах. Но Ромбов отогнал от себя эту мысль — слишком уж неестественно показалось ему сравнение…»
(Почему?)
«…и продолжить расшифровку. «Мы исчезли, чтобы вернуться и с помощью новых знаний помочь одолеть земные пороки», — гласила вторая фраза.
А вот над этим стоило задуматься…
В этой фразе было что-то религиозное, а весь шифр казался… торжественно-таинственным письмом в будущее, имеющим целью навести на след исторической тайны. Но Ромбов, человек сравнительно холодного ума, сперва подумал не об этом. А о другом — о том, что не упоминается фамилия Греха. Получалось, что Грех ушёл из жизни безвозвратно, а Меркурьев, Кременецкий, Зорин и Викторов «исчезли, чтобы вернуться и с помощью новых знаний помочь одолеть земные пороки». Но почему тогда этот шифр оказался в гробу Греха? Впрочем, в этом нет ничего удивительного. Кременецкий и его сообщники вполне могли узнать, что где-то хоронят самоубийц, и, догадавшись, что гроб вскроют, заложили туда шифр. Но зачем подменили труп манекеном? Чтобы не заржавела табличка? Вряд ли. Гораздо проще было бы сделать надпись на стене. Хотя, не исключена возможность, что Грех сменил фамилию и исчез под именем Меркурьева. Но кто такие Зорин и Викторов? И куда они могли исчезнуть?…»
(И… Ой! Кажется…
В том, довоенном детстве — ему, Родиону, сперва хотели дать имя «Ратислав»? Или «Мирослав»?)
«…— Значит, объединились два дела, — констатировал начальник следственного отдела Ялларабов… — А, между прочим, из Владивостока новость. Сообщают, нигде в Советском Союзе пластмасса, из которой сделан манекен, не производится… Краска, правда, наша…»
(Для придания ему «естественных» черт? Или о чём это?)
«…— А насчёт Кременецкого у вас новых данных нет? — спросил Ромбов.
— Вы намекаете на ваше долгое отсутствие? Надо было всеми силами добиваться билета на самолёт. Между прочим, на этих ваших расходящихся кольцах уже два человека помешались.
— Как? — удивлённо спросил Ромбов. — Помешались? Это вы всерьёз?
— Конечно, не в шутку. 10 февраля вечером в психиатрическую больницу доставили какого-то военного лётчика 45 лет…» (Ну, ясно — Крохотов!) «…Вот уж не думал, что люди этой профессии сходят с ума. Кто-то из врачей догадался записать свой разговор с ним и принёс плёнку в милицию. Вот послушайте.