— Это я у тебя хотел узнать. Неужели ты не заглянул в архив?
— Документов нет, — удивлённо, как будто слыша это в первый раз, констатировал Ромбов. — Пропали или похищены. Остаётся один выход. Кто живёт в этой квартире сейчас?
— Как фамилия?
— Ивановы, — ничего не понимая, ответил Устремов.
— Одни Ивановы в этом доме? Если нет, то какие инициалы?
— Ах, ты хочешь в справочнике найти! — догадался Устремов. — Так там Ивановых две семьи. У тех, что нам не нужны, инициалы П. И. или И. В., а у тех, что нужны — не помню.
— Ничего, — Ромбов открыл телефонный справочник районной АТС. — Так… Это нам не нужно… Н-да… Кинотеатра нет, а вытрезвитель есть… Ну, вот и Васяць. Иванов П. И. — 9-41-3-26, Иванов Н. С. — 9-41-3-31. Можно у вас тут 9-41 не набирать?…»
(Опять «сомкнуто через чушь»! И никакого образа «Ивановых»!)
«…— Секта, — повторил Ромбов, размышляя над новыми данными. — Это уже интересно. А православная или католическая?
— Непонятно, — ответил Устремов. — Вроде ни то, ни другое. Никакого фанатичного поклонения ни перед чем, включая деньги и ценности, никакого отказа от мирских благ. После транса и обращения к душам умерших следует вполне мирская дискотека или что-то в этом роде, но без всякого вина или папирос. Так говорят, сам я там не присутствовал, даже не знаю, где они собираются. Среди них, кстати, есть члены комсомола и партии. Никаких преступлений за ними нет.
Ромбов задумался о том, может ли письмо иметь отношение к секте. Устремов сказал «не преклоняются ни перед чем, включая деньги и ценности», но когда автор письма, живший во Владивостоке, мог испытать влияние идей секты при условии, что не ездил на праздник домой… если бы даже он успел побывать в Васяце… необъяснимой осталась бы фраза «В прошлом письме вы удивляетесь…» Раз он так пишет, значит, давно не был дома… Или внезапно изменил мировоззрение и в короткий срок отправил два письма. В период… с 8 по 18 ноября? И вряд ли он в таком случае успел бы побывать дома, даже прибыв в райцентр вечером 6 ноября (в 1977 году это было воскресенье). Добравшись домой, он опоздал бы на обратный рейс утром во вторник и вынужден был бы ждать четверга 10 ноября. Кроме того, в секте интересуются душами умерших, а автор письма — инопланетянами. Есть ли тут связь?
— Про инопланетян сектанты вроде бы не говорят, — как бы угадав мысли Ромбова, продолжал Устремов. — Тут с ними никакой связи не заметно… По-моему, первым делом надо прощупать…» (Того, на Мысе?)
«…Попав на Мысю, Ромбов как будто перенёсся из благоустроенного села в город, управляемый сумасшедшими. Широкая Соединительная улица, судя по всему, принадлежащая ещё Васяцю — просторное шоссе с аккуратными рядами разноцветных домиков, разделённых садами, в искрящемся от солнечного света снегу — вдруг открылась в стиснутый с двух сторон высокими холмами перекрёсток двух грязных городских улиц, одна из которых имела тротуар только с одной стороны, а другая вообще не имела. От унылых серых домов, расположенных как бы в два слоя — прямо на улице пронумерованные шестиэтажные дома, за ними пятиэтажные дома — к улице вела грязные дорожки. Дворов не было. Их заменяли бетонные площадки с запущенными клумбами и гаражами, источающими ядовитый бензиновый запах. Снег во «дворах» тоже был убран. Ромбов обратил внимание, что, в отличие от Васяця, где на горках было много детей, тут, где горки были ничуть не хуже, было совсем безлюдно. Или… никто не рисковал съезжать по горкам, упирающимся в гаражи.
Из ближайшего дома вышел толстый человек в пальто и с портфелем под мышкой.
— Иван Иванович! Стойте! Как же так? — раздался из того же подъезда женский голос.
«Имя и отчество совпадает, — вспомнил Ромбов. — Может быть, это он и есть?»
— А вот так, — ответил человек с портфелем…
— Распоряжается тут, как хочет! — возмутился мужской голос…» (Голоса — неопознаваемые?)