— Но ведь всё это имело неземной вид! Надписи не поймёшь каким алфавитом…
— А какие? — спросил Устремов, вынимая из ящика стола чистый лист бумаги.
Человек в маске взял у него авторучку и задумался. Первое слово — судя по всему, название машины — он вспомнил быстро…
— Грузинский алфавит, — не очень уверенно ответил Ромбов.
— А это, — и на листе появилось ещё слово. — Это подпись под рычагом.
— Вроде бы тоже грузинский. Или нет…
— Значит, всё это греческие и грузинские буквы? — разочарованно произнёс человек в маске. — Но разве где-нибудь в качестве международных научных обозначений применяются грузинские буквы?
Ромбов был сбит с толку этим вопросом, но ему на помощь пришёл Устремов.
— Машины могли быть изготовлены в Грузии, а греческие буквы — международные обозначения. Впрочем, я в этом деле мало что понимаю и, может быть, ошибаюсь. А русских надписей там разве нет?
— Есть какие-то, но такие маленькие, что на фотографии не видно, русские ли.
— Значит, русские, — заключил Устремов. — Не могли же они рассчитывать, что их ЭВМ будут использовать только в Грузии…
— Всё равно, вы мне не всё объяснили. Что значат его слова о двух звездолётах и зачем ему говорить с Фэном по-румынски…»
(Пропуск чего-то?)
«…есть всё это для 270 миллионов, чем там для отдельных бизнесменов. Одним — всё, другим — ничего. А нашей стране трудно, потому что у нас все равны, и ей надо обеспечить и защитить от возможной войны всех, включая и вас, дармоедов». Очень правильно сказано, но разве скажет так землянин? Землянин обычно начинает сыпать цифрами, на что легко ответить, что станки, прокат и руда… это ещё не всё, что товаров народного потребления у нас явно не хватает, а в ответ вопрос: «А в Америке при безработице как справляются?» А Этамиев, между прочим, не может терпеть, как он говорит, «жёваных партийных фраз». Против соцсоревнования, потому что считает, что оно выродилось в буржуазную конкуренцию. Считает. Что руководящие работники должны быть выборными. В общем, видит в нашей стране много недостатков, но всё равно убеждённый сторонник коммунизма. И это при том, когда даже некоторые из наших уже не верят в то, что коммунизм можно построить!
— Политические взгляды у него вполне нормальные, — ответил Ромбов. — Такие люди очень нужны в наше время…
— А про гонку вооружений, — вдруг вспомнил человек в маске, — он тоже говорил, как её остановить: окружить все военные базы и ядерные полигоны, в назначенное время быстро выпустить над ними усыпляющий газ, и когда солдатня захрапит, всё поотключать… Но ведь землянин же такого не скажет! А как он говорил, что хорошо бы закрыть все заводы, которые за полгода не поставят очистных сооружений! Или то, что инженеры напрасно жалуются, что им платят меньше, чем рабочим: платить надо за работу, а не за образование. Ну разве землянин так скажет?
— Всё равно Этамиев не может быть пришельцем, — жёстко заявил Устрялов…» (Так правильно?) «…— Подпишите протокол и можете быть свободны. Только не знаю, что вы теперь будете делать в Мысе после всего этого.
Человек в маске взял у Устрялова протокол и подписал.
— Почему «КФА»? — удивился Устрялов. — Это же не ваши инициалы!
— Почему «не ваши»? Это значит Кедров Фенимор Александрович…» (Тоже: так правильно?) «…Должны же хоть в милицейских протоколах значиться моя настоящая фамилия и отчество…
…— А почему ты не арестовал директора? — спросил Ромбов, когда Кедров вышел.
— У меня же здесь никакой опоры. Сил для борьбы с мысинской сволочью мало…
…Что-то разбудило Ромбова. Он сел на кровати и стал смотреть в окно. Но там всё было как вечером. Искрился в свете фонарей снег. Мерцали в тумане звёзды. Столбом уходил в небо, закрывая их, дым Мысинского пивзавода, освещённый… не снабжёнными верхними колпаками, в отличие от Васяця, уличных фонарей Мыси. Если что и могло вызвать подозрения, то это тёмное пятно на снегу под одним из фонарей.