— Нет! — завопил Трепых. — Я не хотел такого зрелища! Я пустил машину на преступников!
— Преступников? А почему вы не обратились в милицию, а именно взяли чужую машину и…
— Я не виноват! Я был немного пьян!
— Мы же установили, что вы не пьяны. А, кстати, кто вам сказал, что это преступники… что это были они, если они выехали из-за поворота?
— Проследил случайно.
Толпа недоумевала, почему это Ромбов так быстро перескакивает с вопроса на вопрос вместо того, чтобы допрашивать преступника системно. Но тот знал, что делает.
— И побежали обратно для того, чтобы взять чужую машину? Это в пьяном-то виде?
Теперь Трепых сам не помнил, был ли он пьян в представлении Ромбова.
— А чего в пьяном виде не сделаешь?
— А ключ от гаража тоже тут же в пьяном виде и раздобыли?
— Ключ из замка торчал… А куда я его сунул, не помню.
— Вот он! — и хозяин машины быстро выхватил ключ из своего кармана. — А ваш ключ от моего гаража из замка до сих пор торчит…
— Не торчит, — возразил Устрялов. — Я его вынул. Итак, можно считать доказанным, что преступление было подготовлено заранее.
Вдруг Трепых вырвался из рук дружинников и бросился наутёк. Кто-то подставил ему подножку. Преступник тяжело рухнул на лёд и, проскользив ещё немного, врезался головой в фонарный столб. Дружинники навалились на него и потащили назад. Он что-то кричал и пытался вырваться, но это не помогало.
— Машина у тебя есть? — спросил Ромбов Устрялова.
— Ты же знаешь, у нас один Совет, но два исполкома, — а автобус отобрали, и мы остались совсем без транспорта. Правда, наш исполком договорился райцентром о пуске троллейбусной линии…»
(Пропуски? Не всё ясно…)
«…Ромбов и дружинники потащили Трепыха через всю Мысю. Он пытался угрожать им высоким положением своего отца, и один из дружинников, мысяк, уже дрогнул бы перед натиском собственного подхалимажа, но этому мешало присутствие Ромбова. Трепых угрожал, что его дом рядом, что у отца бессонница и тот дежурит у окна, но Ромбов твёрдо заявил, что даже бандит с ножом в руках ни разу в жизни не был ему препятствием в исполнении долга перед Родиной, а уж зарвавшийся начальник и подавно…
…Остановка автобуса выглядела неприглядно. Это в Васяце… располагалось в аккуратном прямоугольном домике с круглыми зелёными колоннами перед входом и мозаичным гербом Белоруссии на глухой стене, мысинская остановка представляла собой простую бетонную будку с вырванной дверью и замызганными окнами, давно не беленную, всю исписанную нецензурщиной, и с полуразваленной стеной, скрывающей бывшую кассу, а ныне распивочную на троих.
— А где у вас тогда билеты продаются? — спросил Ромбов.
— В автобусе прямо, — ответил дружинник-мысяк…
…Ромбов посмотрел на часы. Прошло 5 минут со времени отправления, а автобуса ещё не было.
— Он и на час опоздать может, — «успокоил» дружинник.
К счастью, долго нервничать, поминутно поглядывая на часы, Ромбову не пришлось. Автобус появился, опоздав всего на четверть часа. Он медленно полз по повороту, спускаясь с холма по жёсткой ледяной корке… накануне пьяные дворники убрали весь снег с тротуаров на проезжую часть, и за ночь он превратился в лёд.
— Не хотел бы я жить у вас на Мысе, — не удержался Ромбов.
— А-а-а! — прозвучал прямо у него над ухом вместо ответа вопль ужаса.
Посмотрев вверх, Ромбов понял. В чём дело. У Трепыха из лопатки торчал нож. Вниз по улице Лондонской, быстро удаляясь, бежала какая-то тень, в которой он узнал вчерашнее «пятно».