Установив передатчик и укрепив его найденным в машине Этамиева пластилином, Ромбов приступил к следующему пункту своего плана. Он сфотографировал машину снаружи и внутри, внутренность подземелья, внутренность гаража, дверь с окном и нарами, сектантов в трансе и Этамиева с прибором крупным планом. Он делал это чрезвычайно торопливо и в то же время боясь допустить малейший просчёт — он уже почти не сомневался, что на карту поставлена жизнь всей Земли…
Закончив съёмку, он сел и стал ждать, кода сектанты очнутся. А они всё так же неподвижно сидели и смотрели в одну точку. Ромбова немного успокоило то, что Этамиев смотрел на колонну с магнитофоном и не мог видеть Ромбова…
Медленно и мучительно долго тянулось ожидание. Чего только не передумал Ромбов в эти долгие минуты! Откуда-то появилось сомнение, что Устрялов сможет взломать дверь, если он не вернётся до 2 часов ночи. Потом её сменил страх, что ему самому с его снимками отсюда вообще не выбраться, и никто не догадается принять передачу с того передатчика, который он только что установил. Всякие ужасы лезли Ромбову в голову.
Но всё имеет свой конец… Раздался громкий щелчок, и сектанты внезапно и одновременно переменили положение. Этамиев встал и достал из-за колонны странный предмет, похожий на тонкий лунный серп чёрного цвета. Он положил его себе на колени так, чтобы рога огибали плечи, и откуда-то возникла музыка. Странная, завораживающая, почти гипнотическая музыка… Этамиев нажимал на приборе кнопки и едва касался протянутых между рогами струн. В его музыке чувствовалось тихое завывание космического пространства, стремительный ритм подготовки к старту, почти суеверное благоговение перед тайнами Великого Космоса, радость встречи с иным миром… И неужели такой человек может претендовать на всемирную власть? Увы, внешность часто обманчива…
Кончив ровно в полночь, Этамиев положил «лунный серп» ночь, обратно за колонну. К этому времени все сектанты опять сидели на своих местах. Серов встал и включил магнитофон.
Магнитная запись открывалась государственным гимном СССР, чего Ромбов никак не ожидал. Ему ещё никогда не встречались сектанты, более лояльные, чем местные мирские руководители. Но он решил не спешить с выводами…
Но Ромбов ошибся. Снова раздалась «космическая» мелодия, только уже в несколько замедленном ритме, и… опять начался государственный гимн Советского Союза. Так сначала показалось Ромбову. Вслушавшись, он понял, что это просто совпал ритм. Слов он по-прежнему разобрать не мог. И вдруг что-то как будто подтолкнуло его… узнал фразу, которую Кедров запомнил из разговора Этамиева.
…запутался во всём, что увидел и услышал сегодня. Вернее. вчера, так как уже шёл первый час ночи на 5 февраля, но и сегодня тоже.
Пока Ромбов пытался восстановить у себя в мозгу причинно-следственную связь событий, началась новая песня…»
(И — зазвучало вдруг! Будто и не текст, не запись — «напрямую»:
…— Я возьму с собой этот большой мир,
Каждый день, и каждый его час…
Если что-то я забуду,
Вряд ли звёзды примут нас…
Да: из «Москвы — Кассиопеи»!)
«…Услышав их, Ромбов вдруг с удивлением обнаружил, что ещё может после всего пережитого задуматься о космосе. О том, какими гадкими кажутся в сравнении с высокими стремлениями его исследователей мелкие помыслы некоторых землян. И не только мелкие, а и крупные, если они превращаются во всепланетный кошмар. Страшно подумать — планета продолжает свой вечный путь по бескрайнему космическому пространству, когда на ней есть жизнь, и так же будет продолжать его, когда цивилизация погибнет… Есть ведь коме атомной войны, промышленных отходов и тому подобного ещё одна опасность, о которой ещё почти никто не знает… А если всё-таки это ещё не конец?
…Дальше следовала песня «Притяжение Земли».
«И почему вся лента у них на космическую тему?»— подумал Ромбов…»