— Уже вернулся из вытрезвителя. Говорят, что вытрезвитель хорош — пьяницы надёжные. С такими не страшно с войной на Чаинию идти. Надо…
— …тайком набрать наёмников — вот что, — закончил император, как бы нам честные люди не помешали. Вернее, они нечестные…
В это время я подошёл к столу. Министров ещё не было. Нас толе стояли стеклянные кувшины и бутылки. Я вынул… у меня из кармана… банку с ЛСД-25 и насыпал щепотку в один кувшин. Я уже хотел насыпать щепотку в другой, но тут дверь щёлкнула. Не теряя времени, я спрятал банку в карман (не бракованных брюк, а корпуса) и повернулся к двери.
— Входите, входите.
По залу загремел поток министров, оживив зал своим присутствием. Двое министров сейчас же принялись ссориться из-за того, кому произносить тост.
— Тост должен произносить Блывгух.
— Нет, — сказал другой, — тост должен произносить министр винно-водочной промышленности.
— Так он же пьян!
— Откуда ты знаешь?
Победил первый министр, да ещё и нечестным путём… толкнул его в психотёра. Ошарашенный психотёр бросился к гильотине и с воем отрубил себе…» (что?) «…Камеру пьяниц прорезала молния. Оказалось, взорвался тот самый психотёр. Хобот отлетел в сторону. Посыпались шестерёнки, перфокарты, триоды…
…Сметая руками и ногами детали, чтобы не спотыкаться, на трибуну, сделанную по образу скамьи подсудимых, взобрался Блывгух и произнёс такой тост:
— Граждане! Пьяные и трезвые министры, завы и замы! От ваших имён, зачисленных во многих вытрезвителях города неоднократно, сердечно благодарю товарища Нысмыртвурха Ынчхука II за то, что он учинил благо народу. Наилучшим подарком для нашего Верховного Предводителя будет Грандиозная Предсъездовская Выпивка. Прошу к столу!
Министры весело расселись по местам. Психодёр принёс бутылковскрыватель. Император решил вскрыть вино первым. Но тут послышалось шипение, затем стук. Бутылка вслед за пробкой взвилась чуть ли не до самого потолка…
— Арестовать директора… Киримонского пивзавода! — заорал император. Взглянув на пробку, и, схватив у другого министра кувшин водки, выдул его целиком…
…Я начал раскачиваться на стуле и с силой грохнулся под стол.
— Волоките его, — прозвучал надо мной чей-то голос…
Трудно передать, до чего это было отвратительное ощущение, когда… сами полупьяные негодяи волокли меня по коридору элбинской правительственной резиденции. Несмотря на то, что из шести глаз у меня работал только один, я заметил, что на обеих сторонах коридора были вывешены графики экономических показателей Элбинии… каждый из которых имел подпись, состоящую из нецензурных слов. Если к этому добавить, что пол был выкрашен бракованной краской, потолок кое-где обсыпался и из него торчали провода, на которых должны были держаться электропатроны, а все показатели и графики были видны на грязно-коричневом фоне стен, можно легко представить себе, какое впечатление произвёл на меня элбинский дворец съездов. Впрочем, такое же впечатление производила на меня и вся Элбиния с её городами-папиросами, огромными пространствами мёртвой земли, на которых после «пятилетки сельхозразвития»… ничего не могло жить и расти, с её пьющим, курящим и хулиганящим населением…
Но вот наконец меня подтащили к двери. Ругаясь последними словами, дружинник закрыл дверь. И тут я, быстро сообразив, что надо делать, чтобы все поверили, что я министр винно-водочной промышленности, выхватил из кармана пустую бутылку и крикнул:
— Ложись!
Дружинники, не успев понять, в чём дело, рухнули на пол. Я, больше не обращая внимания на этих подхалимов, стал неслышно отходить к двери. Я знал, что они не встанут, пока кто-то из министров не прикажет этим трусам этого сделать.
Свою комнату. располагавшуюся в тёмном и пыльном бомбоубежище, мне удалось найти с трудом. Но, когда наконец после двухчасовых поисков я нашёл её и открыл, первое, что я увидел, была куча пустых бутылок. Очевидно, у министра до ареста был запой.