Рейна кричит:
-Чёрные
- Дьяволы! - кричим мы все в ответ, прежде чем разорвать круг.
Затем мы выходим на улицу и аплодируем перед более чем тридцатью тысячами зрителей, которые пришли посмотреть, как классические соперники сражаются друг с другом. Огни пятничного вечера ослепляют, и вся фан-зона черно-белая, когда воздушные шары тех же цветов взлетают в небо.
Громкая поп-музыка гремит в воздухе, когда мужчины из группы поддержки танцуют брейк-данс. Вскоре после этого мы выстраиваемся в центре поля. Фанаты сходят с ума от нашей вступительной программы, все точно и идеально, как хочет Рейна. А потом она заканчивает это на вершине пирамиды с широкой улыбкой на губах, когда позади нас взрывается фейерверк, как будто мы на каком-то концерте.
Я? Я бы предпочла спокойно слушать свою рок-музыку, большое вам спасибо. Но, эй, с другой стороны, Рейна отстанет от нас после этого выступления. Серебряные гребаные накладки.
После того, как мы закончили с нашей рутиной, мы прыгаем и кружимся ко входу, откуда выходят игроки. Наш талисман, панда с вилами, сражается с талисманом Рыцарей, чем-то вроде лошади. Сначала Рыцари выходят среди своих болельщиц, а затем наступает очередь нашей команды. Они бульдозером прорываются сквозь большой баннер с логотипом команды, возглавляемые квотербеком под номером десять и крайним защитником под номером семнадцать. Все они одеты в черно-белую униформу и шлемы, а под глазами у них размазаны черные линии.
Я сглатываю, притворяясь, что пот, собирающийся у меня между бровей, вызван усталостью, а не тем фактом, что я слишком сильно сосредотачиваюсь на определенной цифре десять.
Игроки издают много криков и воя, их боевые кличи наполняют воздух.
Но не Себастьян.
Дымка застилает его напряженные глаза, видимые через отверстие в шлеме. Как будто он находится в другой зоне, и никто не может до него дотянуться. Или прикоснуться к нему. Эта его сторона всегда намекала на то, кем он является, больше, чем образ, который он навязывает всем, чтобы они поверили, что он внук хорошего сенатора. Здесь нет ничего хорошего.
Его взгляд останавливается на мне. Это длится всего долю секунды, но он пронзает меня насквозь, как будто я игра, в которой он намерен победить сегодня вечером.
Его губы изгибаются в сторону, и я клянусь, что вижу нечто похожее на волчью ухмылку, прежде чем его глаза тактично ускользают от моих.
Я сопротивляюсь желанию оглянуться назад на случай, если у него был этот вуду зрительный контакт с кем-то еще. Но где-то в глубине души я знаю, я просто знаю, что это было направлено на меня.
Какого черта?
Мы возвращаемся к боковой линии, чтобы поболеть за них во время игры. И хотя я обычно ненавижу эту часть, сегодняшняя игра действительно напряженная. "Рыцари" не сдаются, и наша команда едва удерживает лидерство.
Болельщики сходят с ума, когда Оуэн забивает. Прескотт подбрасывает в воздух сначала Рейну, а затем Брианну в качестве формы празднования. Мы остаемся начеку, подбадриваем и выполняем нашу обычную рутину в перерыве. Это утомительно, но адреналин бурлит в нас. Энергия, волнами исходящая от поля, одновременно опьяняет и вызывает привыкание.
Ближе к концу игры мы проигрываем, но есть шанс переломить ситуацию и победить.
Себастьян передает мяч Оуэну, который отбрасывает его назад, как только квотербек освобождается. Затем капитан "Дьяволов" бежит размытым движением, как будто он невесом. Радостные крики становятся все громче и громче, и я ловлю себя на том, что сжимаю кулаки в дурацких помпонах. Один из игроков "Найтс" пытается повалить Себастьяна на землю, и он теряет равновесие под коллективное оханье, доносящееся из толпы. Но прежде чем остальные набрасываются на него, он выскальзывает из-под игрока и бежит на полной скорости, пока не забивает.
Толпа и болельщицы сходят с ума, и даже наш талисман танцует перед лицом другого. Тренер кричит во всю глотку, когда игроки погребают Себастьяна под собой. Это множество праздников, танцев и громкой музыки. Мое сердце колотится, и я едва успеваю за рутиной. Вскоре после этого время истекает, и судьи сигнализируют об окончании игры.
Дьяволы несут Себастьяна на своих плечах, и несколько средств массовой информации пытаются получить эксклюзивное интервью со звездой вечера. Вот тогда я понимаю, что у меня на глазах стоят слезы. Я была так взволнована, что не заметила, как увлеклась этой дурацкой игрой. Я вытираю их тыльной стороной ладони, потому что, если кто-нибудь обвинит меня в том, что я плачу, я перережу ему горло. И я совершенно не собираюсь глазеть на квотербека сегодня вечером.
Репортер спрашивает Себастьяна о причине его энергии, когда мы проходим мимо них, направляясь в нашу раздевалку. Это происходит так быстро, что я даже не замечаю, как это происходит.
В один момент я иду, а в следующий Себастьян оборачивается, хватает меня за талию и притягивает к себе.
- Причина в ней, - говорит он, а затем его губы встречаются с моими.
ГЛАВА 5
Наоми
Себастьян целует меня. Его губы на моих. Его рот прижат к моему разинутому рту. Это совсем не то, что я себе представляла. Я думала, что его губы будут жесткими, может быть, сделанными из гранита, как и все остальное в нем, но они на удивление мягкие — даже нежные.
По крайней мере, поначалу.
Я настолько застигнута врасплох, что делаю единственное, чего не делала с тех пор, как была маленькой девочкой, и кровь лилась вокруг меня. Я остаюсь неподвижной.
Если уж на то пошло, я обмякаю рядом с ним, когда он покусывает мою нижнюю губу, требуя доступа в мой рот. И это категорическое требование, как будто он имеет право целовать меня, и имеет целую вечность.
Жар его тела, прижатого к моему, и сильный аромат его одеколона вызывают головокружение. И не в хорошем смысле. Но в большей степени «я теряю контроль и проскальзываю через лазейку».
Когда я держу рот закрытым, он прикусывает чувствительную плоть моей губы. Резкое движение почти разрывает кожу и высасывает мою кровь, чтобы он мог пососать ее.
Наслаждайся этим.
Атакуйте ее.
Я открываюсь, вздрогнув, в равной мере из-за его действий и моей реакции. Себастьян не замедляется, не делает передышки и использует возможность погрузить свой язык внутрь.
Если я думала, что его губы были нежными, я беру свои слова обратно. Они так же безжалостны, как и все остальное в нем. Он целуется так, как будто играет, проламывая мою оборону, пользуясь возможностью и забивая, снова и снова.
Он не только целуется, он хочет поглотить меня. Чтобы нарисовать черные звезды посреди ярких белых огней. Его язык опустошает мой рот, пока в мои горящие легкие не попадает воздух. Пока я не начинаю хрипеть, молча умоляя и умоляя.
Для чего, я понятия не имею.
Всего за долю секунды его хватка на моей талии - единственное, что удерживает меня на ногах.
Как будто чужеродная сущность вселилась в мое тело, и я впала в транс. Отчасти потому, что я хочу покончить с этим, а отчасти потому, что я никогда не хочу, чтобы это заканчивалось.
Две грани сталкиваются и цепляются друг за друга, создавая удушающее напряжение в пределах моего сморщенного сердца. Меня никогда так не трогали, как будто меня могли проглотить целиком в любую секунду. Как будто его большие сильные руки могли держать мое лицо — и другие части меня — в заложниках. Как будто его тело могло легко пересилить мое и заставить меня подчиниться.
И самое страшное - это не путаница, сопровождающая эти мысли. Это острое покалывание у меня между ног. Это опускание моего живота соответствует его сводящему с ума ритму.
Кажется, что прошли часы, когда он отпускает мои губы, между нами остается небольшая дорожка слюны, когда он отстраняется. Странный звук эхом разносится в воздухе, и я понимаю, что он мой. Его тропические глаза цепляют меня во второй раз за сегодняшний вечер, только на этот раз маска, которую он всегда носит, не скрывает огонь в них.