— Что? Видел? А ты не ве...
Он недоговорил. Пузатый мешок шлепнулся Павке на голову и чуть не вогнал моего друга в землю. Я от удивления разинул рот и тут же захлопнул его под тяжестью другого мешка, который свалился на мою голову.
— Что это, а? — спросил я, вылезая из-под мешка, набитого какими-то кожами.
— Не знаю, — сказал Павка, — может, с летающего блюдца кидают.
Мы посмотрели на небо. Ни облачка. Насквозь прозрачное, как протертое. Откуда же сыпались мешки?
Мы недолго терялись в догадках. Из-за забора высунулась чья-то рожа, оглянулась и, увидев нас, поспешно скрылась. Но ненадолго. За забором послышался собачий лай, и рожа снова высунулась.
— Вы кто? — хрипло спросила она.
— Мы? — спросил я, собираясь с мыслями.
— Свои, — сказал Павка, опередив мой ответ. — А вы... чьи?
— Свои, — сказала рожа. — Давай доску, слезать буду.
Но мы уже догадались, в чем дело и кого поджидал небритый парень.
— Фигу! — сказал Павка.
— С маслом! — добавил я и отвернулся, считая разговор исчерпанным.
— Давай! — заорала рожа страшным голосом, но мы не испугались. Мы уже знали, что сейчас произойдет. Собаки за забором лаяли все ближе, ближе, все громче, громче и вдруг перестали. Мы догадались: нашли то, что искали, так как в ту же секунду раздался страшный вопль рожи: — Спа-си-и-те!
Больше мы ничего не слышали. Набежала охрана, и нас вместе с мешками поволокли в милицию.
Вот где пригодилось нам наше искусство. Мы как уставились на дежурного, так и не спускали с него глаз до тех пор, пока он не отпустил нас домой. А именно это мы и старались внушить дежурному.
Потом, правда, я стал сомневаться, что он отпустил нас только потому, что мы хотели этого. Мог просто разобраться, кто вор, кто нет. Но Павка твердо стоит на своем: отпустил потому, что мы внушили ему это. А Павку трудно в чем-нибудь переубедить.
СКВОРЕЧНИК С СЮРПРИЗОМ
В конце февраля меня и Павку вызвали в пионерскую комнату.
— Скоро весна, — задумчиво произнес председатель совета дружины девятиклассник Женя Скворцов и устремил задумчивый взгляд за окно.
Признаться, нас не столько удивило, сколько озадачило это тонкое наблюдение над природой. «Ну, допустим, весна. А мы тут при чем?» Впрочем, Женька недолго держал нас в неведении.
— Птички прилетают, — уточнил он свою мысль, продолжая, между прочим, пристально рассматривать что-то по ту сторону окна. Мы проследили за направлением его взгляда, и нам все стало ясно: на деревьях, разбежавшихся вдоль школьного большака, не было ни одного скворечника.
И тут я понял, зачем нас вызвали в пионерскую комнату. Понял и усмехнулся: «Мне и Павке делать какие-то птичьи домики! Ну уж нет, извините! Вот если бы нас пригласили принять участие в пионерской экспедиции на Северный полюс...»
Уверенный в том, что Павка полностью разделяет мои мысли, я взглянул на своего друга и поразился происшедшей в нем перемене. Обычно задумчивое и даже хмурое лицо его слегка расплылось в улыбке и было похоже на пробующую распуститься ромашку.
— Согласны! — сдержанно воскликнул Павка. — Будем строить птичьи домики.
Вы думаете, я стал возражать? Ошибаетесь! Я сразу понял: если Павка решил взяться за скворечники, значит, задумал нечто такое, с чем не может сравниться даже путешествие в далекую Арктику.
На улице Павка наморщил лоб и сразу сделался похожим на древнего мыслителя Аристотеля, бюст которого стоял у нас в учительской. Но мысли у него были отнюдь не древние, а самые современные.
— Электрификация — раз, — пробормотал Павка. — Радиотехника — два. Строительное дело — три...
— Чего три? — удивился я.
— Три учебника, — пояснил Павка. — Айда в библиотеку!
Вы думаете, я что-нибудь понял? Ошибаетесь. Я и не пытался ничего понять. Я поступил благоразумней. Молча подчинился Павке и помог ему дотащить до дому три увесистых тома. Я знал, рано или поздно все разъяснится.
— Теперь оставь меня одного, — распорядился Павка. — Придешь в воскресенье утром. Будем работать!
Я пришел вовремя. Но моего друга дома не оказалось.
— Где же он? — спросил я у Павкиного дедушки.
— В сарае, — попыхивая трубочкой, ответил дедушка. — Мастерит что-то. Слышишь?
Не стоило и прислушиваться. В сарае то гремел молоток, то взвизгивала пила. Я распахнул дверь и увидел своего друга. Взъерошенный и вспотевший, он склонился над ящиком, в котором было множество ячеек, и приделывал к нему... динамик.
— Что это такое? — спросил я.
Павка загадочно посмотрел на меня и ответил:
— Птичье общежитие.
— Что? — опешил я.
— Новейшее птичье общежитие. Смотри сюда.
Павка подвел меня к стене, и я увидел огромный чертеж... Вы думаете, я так и уставился на него? Ошибаетесь. Пораженный, я не спускал глаз с Павки, сочинившего проект необыкновенного скворечника.
— Что, нравится? — самодовольно спросил мой друг.
Я не находил слов для ответа: «Птичье общежитие. С электричеством, радио, автоматическими поилками и кормушками. Ого! До этого не додумался пока ни один человек на земле. Вот только как это птицы разместятся в своем общежитии?»
Павка легко разрешил мои сомнения:
— По квартирам. Птице печнику из глины гнездо слепим, вьюрку — из перьев выложим, а славке-портному — из двух листиков сошьем. Представляешь, сколько у нас всякой птицы соберется?! Побольше, чем в зоопарке.
— А лампочки зачем?
— Темнота! — протянул Павка. — Да знаешь, сколько они нам птенцов выведут? Подумают, что день продолжается, вот и будут нестись. Так они только днем несутся.
— А радио? — не сдавался я, поражаясь все больше и больше. — Радио для чего?
Павка усмехнулся:
— Радио для приманки. Вроде охотничьего манка. Заведем пластинку с соловьем — тьма-тьмущая налетит.
Всю первую половину марта мы бились над сооружением птичьего общежития. А во второй половине с помощью пожарной лестницы водрузили его на здоровенное дерево.
— То-то налетят! — радовались мы с Павкой, выглядывая птичьи стаи.
Но птицы почему-то облетали свое общежитие стороной.
— Ничего, — утешал меня Павка. — Вот я сейчас соловья включу, валом повалят.
Павка включил проигрыватель, и в птичьем общежитии запел соловей.
Увы, и ему не удалось заманить сородичей.
— Понял, понял! — закричал я. — Они думают, что общежитие уже заселено...
— Нет, — поразмыслив, возразил Павка. — Тут дело в другом: привыкли эти птицы жить по старинке, в своих гнездах да в несовершенных дуплянках, вот и не летят к нам. Счастья своего не понимают. Отсталые все-таки существа.
И Павка, безнадежно махнув рукой, глубоко задумался. Над чем? Не знаю. Может быть, над искоренением древних инстинктов у пернатых.
Что касается меня, то я плюнул на Павкины затеи и пошел мастерить обыкновенный скворечник — без сюрпризов.
НЕОБЫЧНЫМ СПОСОБОМ
Всему виной закон притяжения, открытый ученым по фамилии Ньютон.
Благодаря ему, то есть закону, бумажный голубь, пущенный Павкиной рукой, не умчался в космическое пространство, а приземлился на моей парте. Я понял, что голубь прилетел неспроста. Тут же распотрошил его и прочел:
АКВАП АКИРВЭ ЫНЕСАПСЫМ. Буквы Э и Ы натолкнули меня на мысль, что это по-якутски. Но я в голову не мог взять, между какими двумя уличными драками Павка успел овладеть языком одного из северных народов нашей страны. «Наверно, по ночам учил», — решил я и тем же способом послал Павке ответную голубеграмму: «Переведи по-русски».
Перевод, доставленный той же почтой, несколько озадачил меня. Он заключал в себе только одно слово: «Балда».
Я углубился в размышление, стараясь докопаться до смысла, но тут прозвенел звонок, и ко мне подошел Павка.
— Ну как, понял? — спросил он.