— В укрытие! — командует Коваленко.
Только успели спешиться и отвести коней в зелень, как внизу появляются конные белополяки. Пересекают ручей, заезжают в помещичью усадьбу.
— Не больше полсотни, — успевает подсчитать командир взвода, разглядывая всадников в бинокль. — Сейчас у нас будет «язык».
Белополяки расходятся. Трое остановились на мостике. Их догнали еще двое. Хохочут так громко, что нам слышно.
— Омельчук, Лукин, Шутов, взять «языка»! — приказывает Коваленко.
Идти туда — большой риск. Но ничего не поделаешь. Всю ночь мы мотались в поисках пленного и не встретили ни одного вражеского солдата. Теперь надо использовать момент.
Коваленко объясняет, как лучше выполнить задачу. Поляки разбредутся по избам. В одну из них надо незаметно проникнуть и тихо захватить «языка». Если враг обнаружит нас, дать два выстрела. По этому сигналу командир с ребятами придет на выручку.
Незаметно, переползая от укрытия к укрытию, спускаемся по глинистому склону к огороду, посреди которого стоит перекошенная изба. Замечаем направляющегося к избе ляха. Омельчук не может не сострить:
— Сознательная рыба и без приманки на крючок идет.
Подсолнух, высокие стебли кукурузы, вьющийся на тонких длинных шестах хмель позволяют нам приблизиться к хате. Несколько шагов остается до нее, как вдруг слышим испуганный возглас:
— Езус Мария!..
Перед нами стоит старый поляк из местных жителей. Дрожит. Открыл рот и не может закрыть.
— Цыц! — подносит Лукин палец к губам, а потом показывает на винтовку. — Пискнешь — и конец тебе.
— Езус Мария!..
Омельчук подносит старику под нос кулак:
— Молчи!
Разглядев на наших головных уборах красные звездочки, поляк вдруг протягивает к нам руки:
— Красноармейцы! Вот хорошо. Мы вас давно ждем…
Из избы вырывается пронзительный крик женщины и детский плач. Омельчук остается со стариком. Мы с Лукиным бежим в избу.
Словами трудно описать ужасное зрелище, которое предстало нам. Пьяный пилсудчик размахивает наганом перед лицом молодой женщины. У нее окровавлен рот, разорвано платье. Двое малышей, уцепившись за юбку матери, заливаются горькими слезами.
Миг — и молодчик в наших руках. Засовываем ему тряпку в рот, связываем. Пришедшая в себя женщина без колебаний срывает с кровати самотканое рядно, бросает нам:
— Заверните эту свинью.
Вынести белополяка не удается. На шум сбежались его друзья.
Отстреливаемся. Позиция наша более выгодна, мы находимся в укрытии. Но число врагов растет.
Даем условные два выстрела подряд. И тут же слышим близкий топот копыт. Неужели наши так быстро? Нет — поляки!
Чтобы не пострадали женщина и дети, мы перебегаем в огород. Отсюда, скрываясь за кучей хвороста, бьет Омельчук. Старый поляк тоже стреляет по своим солдатам.
— Невестку изнасиловать хотели, псякревы!.. Невестку мою изнасиловать хотели! — повторяет он после каждого выстрела.
Кольцо врагов неумолимо сжимается. Поляки не торопятся. Они уверены, что нам не выскользнуть.
Но слышится приближающееся русское «ура».
У Коваленко всего одиннадцать человек — и такой мощный крик!
Поляки, окружившие нас, разбегаются. Мы их преследуем.
А в стороне от речки польские всадники несутся на сближение с нашими разведчиками. В воздухе с обеих сторон взвиваются, сверкают клинки. И вот конники уже сшиблись, начали рубиться. Поляков значительно больше, они теснят разведчиков.
Все это происходит рядом, но мы не можем прийти на помощь Коваленко: у нас иссякли патроны, к тому же разбежавшиеся было враги опомнились и начали возвращаться.
Положение становится угрожающим. Но тут вдруг польские кавалеристы поворачивают коней и во весь опор улепетывают назад. Слышны только ругательства да панические выкрики:
— Пся крев! Буденный!
— Тикай, Буденный!
Мы оглядываемся, ищем глазами Семена Михайловича, но его, конечно, нет. Оказывается, поляков ввели в заблуждение пышные усы Коваленко. Это и спасло нас.
Из дому пришло письмо. В конверте коротенькая печальная записка от Любаши.
«Степа, — пишет она, — не могу от тебя скрыть: в прошлом месяце в боях с белополяками погиб мой муж и твой старший товарищ комиссар кавалерийского эскадрона Юрий Метельский. Командир части, который известил меня об этом, сообщил, что Юра был хорошим комиссаром и честным коммунистом.
Степа, я жду ребенка. Хочу сына и мечтаю, чтобы он вырос большевиком, таким же, как его отец.