— Здравствуйте, товарищ Корнилов.
— Здравствуйте, коли не шутите.
— Не шучу, товарищ Корнилов. Значит, и вы собираетесь?
— Конечно. А как же?
— У вас же рана не затянулась как следует. Нельзя же так.
— Что поделаешь? Людей-то не хватает. Да я в дозоре буду. Прикроем ребят при минировании. И все…
— Знаю я вас… Ведь рука болит?
— И не болит вовсе. Я ведь ей ничего делать не буду. Да и взрывчатку мне ребята нести не дадут. Мы уже договорились с командиром группы Сергеевым. Хотите, спросите его самого. А с автоматом я и одной правой рукой управляюсь.
— Не заговаривайте меня, — возразила Шура. — На словах у вас все хорошо, а как до дела дойдет, про все позабудете.
— До какого дела? Сегодня мы без шума обойдемся.
— Ну смотрите. Если что — доложу фельдшеру Белову или самому командиру отряда. И учтите: я без них могу сама приказать и отстранить вас от задания.
— Ну уж вот этого, Шура, делать не надо, — просительно сказал Петр и умоляюще заглянул девушке в глаза.
Она уже знала, что он не переменит своего решения, уйдет с товарищами, и неохотно согласилась, но тут же повелительным тоном сказала:
— Ладно. Идите, товарищ Корнилов. Но только сначала — в санчасть. На перевязку.
— Это можно. Хотя и ни к чему. Вы же ведь вчера перевязывали.
— Вот что, товарищ Корнилов, попрошу без разговоров. Сейчас же в санчасть, — строго сказала Шура. Нахмурившись, она словно обожгла Петра взглядом, вскинула голову и быстро вышла из землянки.
Партизаны какое-то время молчали, пряча усмешку.
— Ну, Петр, неважные твои дела, — с ехидцей заметил пулеметчик Николай Аверкин и подмигнул командиру взвода Баутину. — Еще один командир у нас появился. Теперь только успевай да поворачивайся выполнять приказания.
— Будь я на его месте — всю жизнь бы выполнял приказания Шуры. Ведь это же одно удовольствие слушать ее, — поддержал шутливый разговор Фасуддинов. — Это понять, прочувствовать надо… Девушка-то какая! — Счастливый ты, Петр, — шумно вздохнул Фасуддинов.
— С чего ты взял? — поинтересовался Петр.
— Неравнодушна Шура к тебе. Аль не замечаешь? Она ведь прямо вся светится, когда тебя встретит. А ты ноль внимания.
Петр видел, что Шура как-то по-особому внимательна к нему и похоже, что неравнодушна. И думая о девушке, он откровенно побаивался, что вдруг нечаянным словом заденет ее гордость и самолюбие; бравадой и шуткой пытался скрыть свое чувство. И сейчас, чтобы товарищи не догадались о его истинном отношении к девушке, Петр постарался уйти от ненужного разговора, с видимым безразличием ответил Фасуддинову:
— Выдумываешь ты все, фантазер. — Петр встал, накинул полушубок. — Тебе бы только позубоскалить. На месте Шуры Чу-вашовой любая медсестра поступила бы так же.
Землянка, где располагалась санчасть, была разделена на два помещения: одно, побольше, для лежачих больных, в другом находилась перевязочная. Петр вскинул ладонь к шапке с алой ленточкой наискосок и по обыкновению шутливо доложил:
— Товарищ медсестра, боец Корнилов по вашему приказанию прибыл.
Шура обиженно посмотрела на него, молча кивнула головой на табуретку.
Петр повесил полушубок на гвоздик у входа, сел и засучил левый рукав гимнастерки. Шура сняла бинт, ощупала тонкими холодными пальцами руку.
— Вам бы отлежаться недельку, и быстрее бы зажило. А вдруг начнется какое-нибудь осложнение? Что я тогда с вами делать буду?
— Не обращайте внимания, Шура, — примирительным тоном сказал Петр. — Ведь это же пустяк. Видите, затягивается? До свадьбы заживет.
— До свадьбы не до свадьбы… А мне надо, чтобы рана у вас зажила раньше. Если бы вы выполняли все мои указания, у вас давно бы было все в порядке.
— Да я же себя хорошо чувствую, Шура.
— Я-то вижу. Бинт вон промок. Когда рана кровоточила?
— Вчера вечером.
— Надо было сразу ко мне прийти, — недовольная больше собой, чем упрямством Петра, сказала Шура.
Она осторожно промыла рану, помазала вокруг йодом, наложила повязку.
— Так не туго? — спросила Шура, завязывая бинт.
— Нет.
Она помогла надеть ему полушубок, и когда Петр застегивался, заметила, что под воротником нет пуговицы.
— Подождите минутку, — сказала Шура. — Я сейчас пришью.
— Не надо, — тихо произнес Петр. — Я сам.
— Не спорьте. Вам несподручно, а я мигом.
С какой-то необычной торопливостью, словно Петр не дождется, уйдет, она развязала свой вещмешок, вынула из коробочки иголку с ниткой. Такой порывистой он видел Шуру впервые. И пока она была занята пуговицей, Петр с волнением и растерянностью глядел на румяное ее лицо, светлые волосы, выбившиеся из-под белой косынки.