— А как же вы? — отозвался Сережка и, нащупав в темноте деревянную рукоятку, положил лопатку подле себя.
— Одной обойдемся.
— Вы особенно много снегу не накидывайте, а то вдруг я ничего не услышу.
— Хорошо, — отозвалась Шура. — Счастливо тебе, Сереженька.
— Ну, Сережка, будь, — шепнул Баутин и торопливо стал закидывать снегом лаз в нору.
Закидав его и похлопав лопатой, он припорошил сверху для незаметности рыхлым снегом, чтобы совсем ничего не было приметно со стороны.
Внутри снежной берлоги — тьма-тьмущая. Жутко Сережке оттого, что глаза ничего не видят, один ледяной холод вокруг. И тишина такая, точно сидишь под водой. Не слышно никаких звуков: ни шума ветра, ни скрипа деревьев.
Сережка ощупал снежные стенки — они оказались плотные и очень холодные, под собой нашарил толстый слой елового лапника. Он воткнул лопатку рядом с тем местом, где был лаз, укутался в полушубок и прилег поудобнее, но тут же поднялся, боясь заснуть.
Сережка сел, поджав под себя ноги, и взглянул на светящийся циферблат часов — зеленые стрелки показывали пять.
«Ух ты! Время как идет, — удивился он. — Больше часа прошло, как вышли с базы. Скоро рассветет. А может, уже рассвело?»
Сережка замер, прислушался. Было так тихо, что казалось, будто нет ничего живого вокруг. Мальчик вздохнул.
«А Шура и Баутин, наверно, уже вернулись в отряд, — подумал он, — доложили обо всем командиру и пошли досыпать. Да нет, спать они теперь не станут. Шура, наверно, на кухню ушла, к тете Даше, о чем-то говорят…»
Неожиданно слух его уловил частое глухое постукивание — словно дятел долбил сухую лесину: тук-тук-тук… Тук! Сережка напрягся и даже сунулся вперед, к лазу. Постукивание повторилось раз и другой. И от этих звуков, таких, казалось бы, вялых, по телу его прошла дрожь. И с этой минуты все посторонние мысли отлетели прочь, и весь он обратился в слух.
Мало-помалу глаза стали различать полушубок, слабое очертание лопатки. Сережка взглянул на замурованный лаз — там уже обозначилось мутноватое пятно.
Вскоре раздались где-то совсем близко выстрелы. Стрельба усилилась, и вот земля вздрогнула от первых разрывов мин или снарядов. Начался новый бой.
Сережка совсем закоченел, руки зашлись от стужи, хоть реви, а он слушал и слушал, помня одно: «Услышишь три пулеметные очереди с перерывами, пережди минут двадцать, вылезай и беги…»
Не жалея сил
— Наши, — радостно прошептал Сережка, когда оборвалась последняя, третья пулеметная очередь.
Подождав сколько положено, он схватил лопатку и проворно раскопал лаз. Опираясь на локти, выполз наружу — свет ударил в глаза. Он прищурился, огляделся. Лес, высокий и хмурый, покачивался вверху под ветром, падал редкий снег, свиваясь в бесконечную белую занавесь.
Сережка поднялся, съехал по крутому заснеженному склону в лощину, насколько мог быстро зашагал вдоль нее.
«Только бы они продержались. А уж я обязательно добегу. Найду своих», — мысленно торопил он себя и прибавлял ходу.
Вскоре он разогрелся так, что уже пот стал стекать по лицу, а он все шел и шел. Когда вырвался из лощины на просеку, стало легче, Сережка даже побежал. Но очень хотелось пить. Он ладонью хватал снег и жадно глотал его на бегу.
Было уже далеко за полдень, когда Сережка почувствовал, что выбивается из сил. К тому же прибавилась непонятная тяжесть во всем теле. Его знобило, в горле саднило, и было больно глотать слюну. Он простудился, но не знал об этом и все время думал только о том, как бы быстрее добраться до какой-нибудь деревни, где бы можно было немного согреться и передохнуть.
Теперь он шагал краем поля, держась ближе к лесу, и когда поднялся на бугор, то сразу увидел впереди неширокую речку, а на том берегу — темно-серые избы. Радостно стало Сережке.
«Да это же река Сотня!» — вспомнил он пояснения командира и что было духу припустил к ней. Под берегом Сережка увидел прорубь и не удержался, чтобы не напиться. Он лег на живот, но до воды не достал. Черпая ладошкой, он все же напился и как-то сразу ослабел. По обледенелой тропе он уже не смог подняться.
К проруби шла женщина в платке и в старом ватнике, с ведрами на коромысле. Шла осторожно: снежок припорошил дорожку, а внизу-то лед, того и гляди загремишь вместе с ведрами. Вдруг женщина остановилась и чуть было не кинулась назад, в деревню.
— Ой! Да кто же это лежит? — испуганно прошептала она. — Никак мальчонка.
Подбежав к лежащему Сережке, она приподняла его голову, заглянула в лицо. Не раздумывая, женщина взяла мальчика на руки и направилась с ним к своей избе.