в запряжённых волами повозках.По беспутью кастильских земельтянут груз бесконечных уловок,неподъёмно-тяжёлых потерь.
Ты – и грешник, и праведник, Гойя.Мрак сознанья – испанский сапогсжал клещами – не вырваться – горло.Королевство – по коже мороз! —
причесало народ подчистуюи хребет норовит всем сломать.О прозревший в страданьях художник,для тебя эта мука не в масть,
а в погибель безгласному людуокровавленной метой легла.Вороньё, вороньё отовсюду.Чёрной тенью накрылась страна,
полыхнула костром. Инквизитор —сам король, усмиряющий чернь.Это чем-то да будет чреватодля испанской короны, поверь.
А тебе всё дано: и признанье,и наветы дворцовых интриг,и сермяжная голая правда,и посконный народный язык,
на котором не принято с Богомгордым грандам в дворцах говорить.но ущербное счастье – убого.По застывшим канонам творить,
выхолащивать жизнь из палитры,анемичные гладить холсты —не про твой неуёмный характер.Ты, ослепший от красоты
жизни, грешной и бестолковой,в полноте жизнелюбья своейв безысходной Испании, Гойя,светишь ярко зажжённой свечой.
Миллениум
И миг один другой не помнит.Волна волну перекрывает,и ветер вдаль её уносит.– Такого, – скажешь, – не бывает.
Когда встречаются столетья,на миг всё сразу замирает.Ты скажешь: – Это незаметно.Движенья круг не замыкая,
звезда блестящей погремушкойребёнка к себе властно манит.на миг забава, побрякушка,в конце концов его обманет.
Сегодня тянется столетьем;вчера мгновеньем день промчался.Как парадокс преодолеть нам?Сквозь вековую толщь отчаянья
цветут цветы и стынут звёзды.Судьба в движеньи неделимана увядания и вёсны —сжигает всё. И в струйках дыма
разносит по ветру надежды,погибшие и те, что сбылись.И всё в движении, как прежде.И всё давным-давно забылось.
Из цикла «Города»
1. Елисейские Поля
Танцует ночь на площади Звезды.ночной Париж – бродяга полусонный.а тусклый свет зачахнувшей лунывпечатывает в пол стекло оконное.
Ну кто бы мог подумать о таком,что у судьбы встречаются причуды!Ночной Париж изогнутым крыломукроет душу. Оживит. Разбудит.
Разбередит былое. Колдовствомзаманит вновь в блистательные сетинепредсказуемо сбывающихся снов.Но слишком поздно, как и всё на свете,
вплывают грёзы в жизнь – из никогда? —и вот он, вид Парижа первозданныйот площади Звезды. Но где звезда,застывшая в ночи дороги дальней?
Как бабочка на крылышках мечты,боясь просыпать золото с одежды,танцует ночь на площади Звезды,и утро шьёт ей радугу надежды.
2. Дворцовая площадь
Потом заговорить. Словавдруг выплеснутся как-то сразу.но соль колючая спервапрожжёт белейшую бумагу.
В промозглости беспутных дней,вселяющих смертельный ужас,кипящим варевом смолыпрольётся на священный город
дождь. Льёт и льёт. Лучом заризапечатлел надменный Россикрест, вознесённый изнутри,и циркулем раздвинул площадь,
пробив тоннелем толщь стены.Тех гениальных планов росчеркк морям, лежащим на путикрутой дороги русской мощи.
3. Очертания
В Петербурге пурга; в Петербурге метель,и промозгла балтийская сырость.Всё приходит на ум почему-то теперьэта слякоть, тоска да унылость.
А набухшей волны оцинкованный блесквесь изжёван тяжёлым туманом.Отдалённые звуки, приглушенный всплескразыгравшегося урагана.
Там, в высоких широтах, где, сгрудившись, льдыстали лежбищем белых медведей,распускаются звёзд неземные цветыв искромётном сиянии Севера.
Дьявол ночи иной – перечёркнутый крестраспростёрся с отвагой беспечного Юга.…В Петербурге пурга; в Петербурге метель…Жаль, что мы не услышим друг друга.
4. Разведённые мосты
Чёрный жемчуг холодной Невы,где вода тяжелее гранита,переплёскивает валы,упирается в скальные глыбы.
Этот сфинкс иллюзорных ночей,Летний сад, в чёрном золоте скрытый,и мелькнувшего всадника теньс распростёртой карающей дланью.