Ветер взял её за подбородок и посмотрел в глаза:
- С интеграцией всё гораздо хуже, чем ты можешь себе представить. Поверь, маленькая, этот путь не для вас. Ищи донора на Зеде. Это дорого и качество может быть не очень, - Ветер поморщился, - но я доведу его до нужного состояния. - Он отпустил Елену. - Ну что ж, сейчас твоя идея уже больше похожа на план, даже есть какие-то сдвиги, это тоже хорошо. Думаю, у вас все должно получиться. Ты говорила с родителями?
- Только в общих чертах. Более конкретно поговорить собираюсь в самое ближайшее время.
Карен вдруг оказалась перед дверьми в кабинет отца, одетая в длинную юбку и корсаж. Сама она такое надела бы разве что под угрозой расстрела, да и то, не факт. Она глянула на экран наручного комма - почти девять вечера - пятичасовой провал в памяти. Точнее, пять часов жизни для Елены. Последнее, что она помнила, это то, что решительно собиралась поговорить с отцом. И сейчас ее намерение никуда не делось.
Длинные рукава и широкий подол ужасно мешали, а туго зашнурованный корсаж сдавливал, врезался под грудью и не давал дышать. Даже тяжелая броня была удобнее, чем этот предмет гардероба. Пойти переодеться? Но тогда она растеряет всю решимость и разговор отодвинется на завтра, а потом снова отодвинется, и снова... А потом она улетит вместе с флотом и они оба будут копить обиды, а при следующей встрече маме придется их разнимать. Если следующая встреча вообще когда-нибудь случится. Карен немного ослабила шнуровку, но легче почему-то не стало. Она тяжело вздохнула и вошла.
В кабинете царил сумрак, только экран настольного комма освещал лицо лорда Влада. Уже не молодой, тяжелый и грузный, он вовсе не казался толстым и неповоротливым, наоборот, он своей массой и ощущением силы исходящей от него мог задавить кого угодно. Увидев Карен, он тепло улыбнулся, и она поверила, что они поймут друг друга. Но отец вдруг сердито нахмурился и уткнулся в комм. Странная реакция на ее визит сначала сильно озадачила Карен. Но тут ее осенило: его улыбка предназначалась не ей, а Елене, за которую он ее сперва принял. Так вот кто у него любимая дочь! Захотелось выйти, громко хлопнув дверью, сесть в челнок и вернуться туда, где было все понятно и просто - на Метель. Но она осталась, затолкав поглубже обиду и раздражение - она обещала маме, к тому же, пришла не ссориться, а мириться.
Мириться ей совершенно не хотелось, но это было необходимо. Тарон, пусть и не любимое, но единственное надежное место в мире, где ее примут и поймут. Примут ли и поймут ли? Мама - да, отец - вряд ли. В последнее время ее домом стал флот. И все реже хотелось с ним расставаться даже ненадолго. Да, отец сильно помог ей в самом начале, и до сих пор у нее работают люди с его рекомендациями. Но теперь это ее люди, они по своему желанию продлили контракт с ее флотом, а не потому, что их попросил отец.
Карен решительно подошла ближе и расположилась на стуле напротив отца. Он коротко глянул на нее исподлобья и снова сосредоточился на работе. Недоволен и совсем не скрывает этого, хотя она сделала все, как он просил - сходила на тот дурацкий вечер и умудрилась никого не обидеть и ничего не испортить. Или все же испортила? Поди, угадай, чего он хочет. Хотя и так понятно, чего: чтобы избавилась от флота, вышла замуж, сидела дома, рожала ему внуков и ходила за ним следом с умным видом. Карен глубоко вздохнула несколько раз, чтобы успокоиться:
- Пап, прости. - Она постаралась вложить в эти два слова всю искренность, на которую была способна.
Отец вздохнул, хмурые брови разгладились. Он вынул из ящика стола початую бутылку и два низких бокала. Плеснул немного себе, вопросительно глянул на Карен, но она, качнув головой отказалась. Отец взял свой бокал, но пить не стал, покрутил его в руках, поставил обратно на стол и тихо сказал:
- Каждый день мы боимся получить послание, где будет сказано, что тебя больше нет. Мы уже потеряли Елену, если потеряем и тебя...
- Но ведь я осторожна, а Елена жива!
- Несколько дней в месяц можно назвать жизнью?
Вроде бы отец сейчас ее ни в чем не обвинял, но в его облике, во взгляде сквозил немой укор, и она чувствовала себя виноватой. Ей было стыдно за то, что она живет, а сестра лишь существует. И причина этому - она, Карен. Хоть и не помнит никакой сестры и ничего о том, как это было. В горле снова поселился ком, который Ветер, казалось бы, прогнал. Воздуха не хватало, и этот проклятый корсаж... Карен дернула шнуровку, почти до предела ослабляя ее, и хрипло ответила:
- Наверное, вряд ли.
- Вот именно! - Отец встал и прошелся по кабинету. - И она никогда не жалуется. Ни разу этого не слышал ни я, ни мама. Но почему-то именно ты, у которой есть все, недовольна и жалеешь себя, а не она, у которой нет ничего. Да, ты не знала о сестре, не помнила. Теперь знаешь. И быть может, пора на время уйти в сторону и дать возможность пожить ей?